«Женский почерк» в отечественной литературе рубежа XX – XXI вв

XVI Международный конкурс научно-исследовательских и творческих работ учащихся
Старт в науке. Летняя площадка 2022

«Женский почерк» в отечественной литературе рубежа XX – XXI вв

Асирьянц М.Э. 1
1МБОУ СОШ №1 города Минеральные Воды
Кожевникова А.С. 1
1МБОУ СОШ №1 города Минеральные Воды
Автор работы награжден дипломом победителя II степени
Текст работы размещён без изображений и формул.
Полная версия работы доступна во вкладке "Файлы работы" в формате PDF

Введение

Роль женщин в культуре, искусстве и литературе стала упоминаться в России в первой четверти девятнадцатого века, но наиболее интенсивные дебаты относятся к концу XI века - началу XI века. И в те годы, и даже позже, вставал вопрос о «женской литературе», «... творчестве», «... истории». Не говоря уже о распространении его концепции. Это часто подвергалось сомнению, высмеивалось и отвергалось. Общественное мнение сходилось в том, что литература принадлежала исключительно мужчинам. Но нет, творчество было разделено из-за М. Арбатовой, которая считает, что оно делится в настоящем и в прошлом, только с оговоркой, что мужская – это литература, а женская – это резервация. Однако с появлением понятия «гендер» в науке в конце ХХ века мнение мужской и женской литературы об обоснованности такой классификации также поменялось.

Тип подхода в философии основан на идее о том, что существуют не только биологические различия, которые важны, но духовные, культурные. Система нового подхода к литературе позволила по-новому продемонстрировать художественное произведение. Именно в них можно рассмотреть четко и глубоко показанные мужской и женский взгляды на мир, выразить отношения к нему, а также опровергнуть вопрос о неподвижной версии этой программы. Наиболее интересной в этом отношении является современная проза, которая отражает гендерное статус женщин и мужчин.

Актуальность научной статьи обусловлена необходимостью детального анализа текстов русских женщин-прозаиков XX - начала XXI веков. Следовательно, с появлением новых работ в научном обороте за последнее десятилетие возникла необходимость объяснить, что определяет взаимосвязь в историческом и литературном языке. А если посмотреть с другой стороны, то русская литературная критика полна пробелов в понимании типологии женской прозы, в контексте такого рода науки.

Исследуя тексты Л. С. Петрушевской, Т.Н. Толстой, М.А. Палей стоит подчеркнуть, что их произведения наиболее ярко отражают ситуацию, в которой находилась современная российская прозаическая платформа за последние двадцать пять лет; авторы собирались упорядочить между нынешними писателями и творческими личностями великой литературы баланс, добиться понимания. Разница в возрасте дает авторам возможность получить другой жизненный опыт, что, безусловно, влияет на типологическое свойство их текстов. Несмотря на то, что они пришли в мир литераторов в одно и то же время, они представляют совершенно разные традиции. Изучение феномена «женской прозы» невозможно без призмы гендерной теории. Это понятие, которое позволяет различать мужскую и женскую прозу в целом.

Цель исследования – раскрыть гендерное своеобразие типологии и поэтики рассказов Т. Толстой, Л. Петрушевской, М. Палей. Эта цель реализуется в процессе решения следующих задач:

1) осветить основы гендерного литературоведческого анализа и интерпретации текста;

2) дать типологию женской прозы на основе гендерной идентичности с учетом особенности творческой индивидуальности авторов;

3) интерпретировать сюжеты и социально-психологические конфликты в прозе указанных авторов как художественное воплощение гендерной структуры современного общества;

4) раскрыть своеобразие внутреннего мира героев, их психологии и моделей поведения, выражающих гендерную специфику современной женской прозы;

5) раскрыть специфику хронотопа женской прозы и его роль в создании гендерной картины мира.

Методологической основой проведения исследования стал комплексный подход, позволяющий использовать данные других наук – гендерологии, психологии, лингвистики для выявления идейно-эстетической сущности художественного текста.

ГЛАВА 1. ЖЕНСКАЯ ПРОЗА КАК КАТЕГОРИЯ ЛИТЕРАТУРЫ

1.1. К вопросу об определении понятия «женская проза»

«Все критические статьи начинаются по-разному... кроме тех, что посвящены женской литературе. Последние, как правило, открываются размышлениями, достойно ли делить литературу по половому признаку, существует ли вообще пресловутая женская проза. Исследователи тщательно осматривают ее, «пробуют на зуб» – а вдруг это нечто вроде цыганского золота, которым бойко торгуют на рынке смуглолицые красавицы, обманывая простаков?», - так пишет И. Савкина в сборнике «Проза русских и финских писательниц». Эти слова свидетельствуют о том, как российские критики относятся к женской прозе послеперестроечного периода (приблизительно с 1989 до 1998 года) [2].

В статье рассматриваются вопросы, встречающиеся в критических материалах:

1) Что это такое женская проза и когда она возникла? Какие черты ее объединяют? Нужна ли категория женской прозы (или женской литературы)?

2) Каковы отличительные качества женской прозы?

3) Какие главные темы критики видят в женской прозе?

Надо уточнить, что подразумевается в критике под женской прозой. Проза отличается, например, от поэзии и драматургии. А женская? Можно дать определение, пользуясь высказываниями самих критиков.

Н. Габриэлян, к примеру, пишет: «Сразу договоримся, что под «женской» прозой мы будем подразумевать прозу, написанную женщинами». По Н.Габриэлян, термины «мужское» и «женское» описывают семиотическую систему, т.е. систему значений, где «мужское» значит «достойное», а «женское» – «подозрительное».

В хронологическом смысле современная женская проза стала заметной в конце 1980-х – начале 1990-х годов. М. Абашева пишет: «Судя по всему, у нас появилась женская проза. Нет, не то, чтобы женщины раньше, десятилетие или два, три назад, не писали рассказов и повестей. Писали. Печатались. Но такого изобилия женских имен в «толстых» журналах не встречалось, специальные женские сборники («Женская логика», 1989, «Чистенькая жизнь», 1990, «Непомнящая зла», 1990) один за другим не выходили. Да и споры о том, существует ли женская проза, не возникали, поскольку не было предмета». По Абашевой, современная женская проза – новый статус женщин-авторов, новые споры о месте женской прозы в русском обществе.

Писательница Светлана Василенко соглашается и думает, что «женская проза – новый менталитет, который начался со сборников женской литературы». Она отмечает: «Выход подобных сборников, то есть объединение авторов по половому признаку, был невозможен ни в 60-е, ни в 70-е, ни даже в начале 80-х годов. Хотя писательницы, представленные там, мало похожи друг на друга... тем не менее многим из них (хотя и не всем) свойственно стремление к деконструкции традиционных мужских и женских образов, попытка вырваться за пределы той ситуации, когда женщина видит себя исключительно глазами мужчины, а не своими собственными, перестать копировать мужское перо, но реализовать в своем творчестве те качества, которые закодированы в патриархальной культуре как женские. Именно это, пожалуй, и отличает в целом новую женскую прозу от прозы шестидесятниц и семидесятниц...» . Автор утверждает, что через литературу женщины могут выразить свой опыт. Этот менталитет отличает современную женскую прозу от прозы женщин-авторов в другие периоды русской литературы [4].

Теперь обратимся к другому вопросу критиков: нужна ли женская проза как категория в литературе? И что это за категория? В коллективном введении к сборнику «Не помнящая зла» есть самые первые мнения по этому вопросу: «Отвечая на вопрос скептиков, в том числе и противоположного пола, мы говорим вполне утвердительно, женская проза есть. Она существует не как прихоть... Она существует как неизбежность, продиктованная временем и пространством… Женская проза есть – поскольку есть мир женщины, отличный от мира мужчины.

Мы вовсе не намерены открещиваться от своего пола, а тем более извиняться за его «слабости». Делать это так же глупо и безнадежно, как отказываться от наследственности, исторической почвы или судьбы. Свое достоинство надо сохранять, хотя бы и через принадлежность к определенному полу…». Авторы сборника, как и Габриэлян, верят, что у женщины собственная тяжелая роль в русском обществе, и полагают, что из-за такой судьбы у женщины должно быть специальное литературное место.

И. Слюсарева, хотя и видит нескольких «лидеров» (Петрушевскую, Толстую) в группе женщин-авторов, сомневается в достоинстве «женской литературы» как отдельной категории: «Факт, что женщины могут и имеют право заниматься творчеством, стал просто фактом и, пожалуй, не требует оценок и комментариев. А настаивать на типологических отличиях «женской» литературы – неосторожно. Хорошая проза хороша как таковая, как явление словесности». Для Слюсаревой, если женщина пишет хорошую прозу, это значит, что это хорошая (а не женская) проза.

М. Арбатова в своей критической статье пытается дать ответ тем, кто думает, что женщина присутствует активно в литературном процессе, и, следовательно, женская проза – излишня. Она отрицает мнение оппонентов: «Литература не делится по половому признаку!» – провозглашали фаллократы. Делится, делится в настоящем и делилась в прошлом, только с оговоркой, что мужская литература – это литература, а женская литература – это резервация... Понимание того, существует ли женская литература и нужна ли она человечеству, упирается только в вопрос о том, человек ли женщина и столь ли серьезны проблемы ее мира, ее духовности, сколь и проблемы мира и духовности мужчины». По ее мнению, сторонники мужской власти не верят в то, что женщины имеют право или способность творить. М. Арбатова считает, что литература разделяется на серьезную (т.е. мужскую) и несерьезную ,т.е. женскую.

Е. Трофимова тоже пишет о подчиненном статусе женского опыта. «Одним из главных аргументов противников использования понятия «женская литература» является утверждение, что литература не может быть ни женской, ни мужской, но лишь хорошей или плохой... а если присмотреться внимательней, то он все же далеко не безупречен. Искусство – это индивидуальный творческий акт, где личность художника, его особенности, его психологический рисунок самым непосредственным образом определяют форму и содержание произведения». Трофимова верит, женская проза есть и нужна, потому что есть женщина и ее место в обществе, и это неизбежно влияет на творчество [3].

В критике высказываются и такие мнения, в которых утверждается необходимость женской прозы как категории. Женская проза – важная часть женского опыта, который должен быть учтен российским обществом. Речь идет о провинциальных женских сборниках. В сб. «Русская душа» Е. Маркова пишет: «Наконец, сегодня (1985 – 1995 гг.) провинция заговорила на языке женской литературы. Это новое слово представлено «тихими» именами неизвестных писательниц. Они появились без манифестов и без программ, в этой среде нет непререкаемого литературного авторитета, большинство пишущих не имеет даже по одной авторской книги, и тем не менее каждая из женщин и все писательницы вместе хотят быть услышанными и понятыми» . Такие критики видят, что женская литература – не феминистский феномен, а отражение опыта «большей половины населения».

Таким образом, Арбатова, Трофимова и Маркова описывают ситуацию в русской культуре, где женщины должны получить свой собственный голос. Литература – один из путей достижения этой цели.

1.2. Критики о качестве женской прозы: агрессивность и натурализм

В критических статьях о женской прозе существует несколько общих замечаний о ее «качестве». Во-первых, рассмотрим проблему «агрессивности». Конечно, «агрессивность» есть в каждой серьезной литературе, и русская литература XX в. не исключение. Несомненно, что есть что-то агрессивное в произведениях Астафьева, Гроссмана, Довлатова, Замятина, Распутина, Солженицына, Шаламова... О. Дарк и П. Басинский отмечают «агрессивность» в женской прозе и считают, что этого качества в ней быть не должно. А. Козырева дает такое объяснение «агрессивности» женской прозы: «(Мужчины) глумливо смеясь, допытываются о причине ранней женской седины: «Вы, что, в Афганистане были?» И неловко как-то ответить самодовольным молодцам, что в одном они неожиданно правы – жизнь женщины и есть непрекращающийся Афганистан». Козырева, видимо, согласна с формулой авторов сборника «Не помнящая зла»: «для женщин замкнутый бытовой круг – круг ада». Савкина объясняет трансформацию между женщиной-жертвой и женщиной-агрессором: «...как уже было замечено, этот мотив жертвенности доведен в современной женской прозе до крайнего предела, и вследствие этого с ним происходят определенные метаморфозы. Пребывая в состоянии перманентной униженности, героини начинают извлекать из своего положения своеобразное извращенное удовольствие, они «питаются» своим страданием, их жертвенность становится агрессивной». Женщина-жертва становится агрессором [5].

Наряду с «агрессивностью» некоторых критиков интересует проблема «натурализма» в женской прозе. Если «агрессивность» довольно специфический ярлык только для женщин-авторов, то «натурализм» как отрицательная оценка нетрадиционной литературы присутствовал еще в советской критике. В. Маканин частично касается этой проблемы, когда говорит, что элементы «натурализма» в женской прозе пока остаются ненормальными для русской литературы.

Такое критическое мнение указывает на значительную разницу между нормами женской прозы и нормами общей русской литературы. П. Басинский, описывая недостатки женской прозы, отмечает: «Откровенность, с которой женщина касается некоторых тем, не смущаясь никакими табу, могла бы показаться неслыханной дерзостью, если бы... Если бы многие из этих тем не были воистину ее темами, а отношение к ним прозаиков-мужчин не носило характер узурпации».

Натурализм - не нейтральный термин. Проблема натурализма в критическом описании связана с ситуацией реализма в постреалистическом мире. (Мы понимаем реализм как доминирующее литературное течение с 1840 года до начала XX века в русской литературе). В современном контексте обидное слово «натурализм» означает не описание одного литературного течения, а грубоватое писание. По мнению некоторых женщин-авторов, такого натурализма в женской прозе нет. A. Марченко считает, что женская проза сложнее, чем ее определение как физиологический натурализм.

В мире женщин-авторов болезнь «духа» выявляется чаще всего через физиологию, иначе - пока дух живет в «замкнутом круге» быта, страдает физиология. Некоторые критики решили, что для описания такого страдания подходит термин «натурализм». Натурализм присутствует в женской прозе, пока условия натурализма присутствуют в жизни женщины.

ГЛАВА 2. ОСОБЕННОСТИ «ЖЕНСКОГО ПИСЬМА»

2.1. Трансформация женского начала в современной женской прозе

Существуют две основных модели, стоящих в оппозиции, две типологии персонажей. В основе одной – типологии мужских персонажей – лежит социальный фактор, т.е. фактор культуры: «маленький человек», «лишний человек», «новый человек». Типология женских персонажей в целом укладывается в оппозицию добродетель / порок, и имеющаяся социальная типология (уездная барышня, институтка, эмансипированная женщина) не параллельна первой и тем более не перекрывает ее, а скорее поглощается ею. Ю.М. Лотман считал, выключенность женщин из мира социальных отношений дает возможность идеализировать их образы в литературе. Татьяны, Лизы и Наташи часто представляют собой художественное воплощение именно женских идеальных качеств: верности, духовной красоты, нравственной чистоты, инстинктивного обладания истиной. Лотман выделяет три литературно-бытовых стереотипов женских характеров: девушка-ангел (покорное судьбе дитя), демонический характер и женщина-героиня.

Женскую прозу интересуют прежде всего гендерные роли их героинь, и это подчинило себе поэтику их прозы, которая раскрывает внутренний мир современных женщин. В критике неоднократно подмечалось, что для героинь женской прозы типично отсутствие высоких идеалов и целей, их жизнь обыденна, однако именно в этой будничности их жизней и обнаруживается индивидуальность и сложность внутреннего мира этих женщин. «Текучесть» сменяющих друг друга дней и ночей лежат в фундаменте специфического плана развертывания характеров героинь [1].

Как правило, в основе прозы авторов-женщин лежат сюжеты, связанные с любовными переживаниями их героинь или же переживаниями по причине отсутствия любовных переживаний. «Наиболее гендерным, отражающим социально-биологическую специфику пола концептом является, бесспорно, любовь, которая собственно и пробуждается половой дифференциацией людей». «Женщины в целом более эмоциональны и их переживания более интенсивны и глубоки, диапазон счастья и несчастья у них, очевидно, в целом шире, чем у мужчин». Они самодостаточны в своем упоении счастьем, тогда как мужчине не нужно счастья, если некому об этом сказать.

Следует также подчеркнуть, что одним из нововведений эпохи так называемого постмодернизма «…без постмодерности» в русской литературе является гендерное снижение, которое на поверку оказывается всего лишь китчем, связанным с отказом от гуманного вектора литературы, пафоса человечности. Герои-концепции, рожденные чудовищем постмодернизма, в женской прозе «оживают», получая человеческие черты. Героиням женской прозы не только неуютно действовать в окружающей их душной действительности, их существование становится невозможным в пространстве постмодернистской прозы: они слишком живые, настоящие для бездушного мира условного хаоса. Таким образом, течение женской прозы выбивается из канвы постмодерна русской литературы.

Также следует отметить, что современная женская проза опирается сразу на множество архетипов. Рушится мифология, складывающаяся даже не веками, а тысячелетиями, расширяются представления о женственности, в понятие «женского» включается множество качеств, которые ранее определялись как «мужские», а также наконец понята и осознана динамическая, развивающаяся сущность женского начала.

Процесс прощания с надеждами в русской литературе находит отражение в разрушение образа дома (как метафоры целой страны, привычного устоя): дворянская усадьба, дом имперской России, мир гимназистов, шуршащих платьев, скрипящих половиц, мир, насквозь прошитый солнечным светом, сотрясается в муках предсмертной агонии под напором землетрясения гражданской войны в «Белой гвардии» М.А. Булгакова, но в 1925 году в сердцах, обреченных кануть в Лету вместе с обесценившимися в мгновение ока идеалами, еще теплится надежда на счастливый исход, на спасение, а вот в романе «Доктор Живаго», дописанном Б.Л. Пастернаком 1960-е гг., от дома остается только пепелище, а последний осколок безвозвратно развалившегося мира, Юрий Живаго, гибнет от невозможности коммуникации с советской действительностью [6].

Проза Т.Н. Толстой тоже рисует картины гибели дома, но уже советского, дома на набережной, фундамент которого начал трещать еще в текстах так называемых прозаиков – «семидесятников» (Ю.В. Трифонов, В.П. Аксенов, В.Г. Распутин, В.П. Астафьев и др.), но в 1970-е гг. будущее еще слишком туманно. Мир же прозы Т.Н. Толстой – это мир постапокалипсиса.

Удар нанесен, травма получена. «Её тема – бегство в замкнутый мир, отгороженный от пошлой будничности прекрасными метафорическими деталями». – напишет А.А. Генис о творчестве Т.Н. Толстой, но детство заканчивается, и чудесная коллекция часов дяди Пети вдруг оказывается бесполезным пыльным хламом; милая Шура умирает в одиночестве и бедности. Новый мир похож на гигантский террариум, населенный еще неизвестными науки тварями; он взирает с мертвенным безразличием на пахнущую солнцем, из лучей света сотканную дымку, а мираж тает, тает, совсем скоро уже некуда будет бежать, негде скрываться…

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Осуществленный анализ важнейших концепций гендера как социокультурного феномена обнаружил, что гендерный подход в науке сформирован идеей о важности не биологических различий между полами, но того культурного и социального значения, которое общество придает данным различиям. Значима их социокультурная оценка и интерпретация, а также выстраивание властных отношений на основе этих различий. Рассмотрение различных определений понятия «гендер» позволило определить основные этапы его становления как термина, обладающего особым статусом и структурой. Гендер отображает сложный социокультурный процесс конструирования обществом мужских и женских ролей, обозначает отличия в поведении, ментальных и эмоциональных характеристиках индивида того или иного пола.

Итогом этого процесса, его теоретического осознания также является социальный конструкт «гендер». Существенными компонентами обозначения гендерных различий служат противопоставления «мужского» и «женского» (оппозиция маскулинного и феминного), исторически сформированная в обществе система подчинения женского начала мужскому.

Фундаментом для гендерных исследований служит не только описание различий в статусах, ролях мужчин и женщин, а рассмотрение феномена власти и доминирования, утверждаемого в обществе через гендерные роли и отношения. Проанализированные в диссертации работы Г. Брандт, Е. Трофимовой, Т. Мелешко, Т. Ровенской, С. Охотниковой и др., берущих за основу идеи западной феминологической критики, но в тоже время пытающихся найти собственные пути решения проблемы, позволили наметить проблему влияния гендерной теории ни литературоведение.

Следует отметить, что разговор о современной отечественной женской прозе невозможен без учета полемики, сложившейся в отечественной критике конца XX века – то затихающей, то вновь вспыхивающей - об идентичности женского творчества, то есть о возможности (или невозможности) женщин наравне с мужчинами создавать духовный продукт высокого эстетического качества, обладающий, однако, рядом специфических черт. Гендерная теория объясняет возникновение в тексте характерных тем, сюжетов, образов героев; гендерная идентичность обуславливает специфику психологического анализа и речевых характеристик персонажей и речи автора.

Таким образом, «женщина говорящая» представляет собой и объект изображения, и субъект речи, носителя собственного голоса в адекватной ей реальности: она говорит о своей жизни, своей боли, своей трагедии. Проблемы идентичности и классификации женского творчества необходимо осмысливать в дискурсе гендерного подхода, так как сегодня приходится говорить о гендерном литературоведении наравне, например, с историко-функциональным или социальным литературоведении, то есть как об отдельной отрасли научного знания. Первые плоды нового раздела науки о литературе доказываются целесообразностью систематизации текстов художественной литературы при опоре на гендерно-эстетические параметры.

Следует подчеркнуть, что интерпретировать художественные произведения в ключе гендерной теории должно не с точки зрения социологии, но в литературоведческом аспекте, а костяк подобной интерпретации должен включать в себя анализ социально-психологических состояний автора-повествователя и его героев.

Способность автора-женщины отождествить себя со своим телесным комплексом, раскрыться всякий раз «изнутри», дать художественную интерпретацию образа мужчины, увиденного женским взглядом и определяет идентичность женской прозы, что приводит к особой отображающей женский поиск проблематике, выявлению прежде запретных тем, углублению в частную жизнь героев.

Значительным представляется выделение двух основных граней художественного воплощения гендерной проблематики:

а) репрезентация автором-женщиной гендерных доминант внутреннего мира женщины, женской психологии с превалированием художественного воплощения чувственной сферы героинь, особенностей ее поведения;

б) изображение героев-мужчин, их психики и поведения через призму женского восприятия.

Исследование специфики женской прозы будет способствовать ее дальнейшему утверждению и развитию в русле литературного процесса. Необходимость в этом назрела, и мы заключаем свою работу словами современного критика: «...До завершающего этапа – общегуманистической литературы, которая объединит мужское и женское видение мира, еще далеко. По-моему, потребность в женском взгляде будет ощущаться еще не одно десятилетие, потому что очень долго женщина молчала. Есть еще очень много областей, которые женщина-писатель не освоила именно с точки зрения своего женского видения.

То, что мы имеем сегодня, это какие-то элементы того, к чему надо стремиться. И в литературе XXI века женщины еще заговорят о чем-то таком, что пока даже не присутствует в современной литературе. Поэтому давайте будем особенно внимательны к тому, что пишут женщины, давайте будем вглядываться и вчитываться в их тексты, извлекая из них те моменты, которые, может быть, поверхностному взгляду не доступны. Там обязательно будут содержаться какие-то серьезные открытия».

Список используемой литературы

Абашева, М. П. Чистенькая жизнь не помнящих зла // Литературное обозрение. – 1992. – №5. – С. 15-20.

Агафонова, Е.Е., Мещерякова, Л.Ю. Феминизм и постмодернизм: к вопросу о теоретических основаниях гендерных исследований // Гендерные стереотипы в современной России – М., 2013. – С. 2З - З8.

Алексеева, Л.Ф. Литературная жизнь 1970-2000-х гг. / Л.Ф. Алексеева // История русской литературы XX в. В 4-х кн. Кн.4 – М.: Дрофа, 2013. – С. 5-19.

Бабенко, Л.Г., Васильев, И.Е., Казарин, Ю.В. Лингвистический анализ художественного текста: учеб. для вузов. – Екатеринбург: Изд-во Уральск. ун-та, 2000. – 534 с.

Барт, Р. Нулевая степень письма – М.: Прогресс, 2013. – 189 с.

Просмотров работы: 163