XIX Международный конкурс научно-исследовательских и творческих работ учащихся
Старт в науке
Теперь я всё поняла!
Автор работы награжден дипломом победителя I степени
Полная версия работы доступна во вкладке "Файлы работы" в формате PDF
Не так давно мне исполнилось двенадцать лет. Для своего возраста, как говорит мама, у меня слишком взрослый и мудрый взгляд. Мои чувства и эмоции оставались для окружающих загадкой: я старалась не показывать учителю, как страшно мне выходить к доске, однокласснику показать, как меня злят его передразнивания, родным сказать, что я их люблю и ценю.
Такие чувства ребенок остро ощущает, у него их в избытке, хоть взрослые порой этим и пренебрегают. Многое, что родители хотели бы скрыть, обсуждать за закрытыми дверьми, в один момент нами осознается и переживается рухнувшей лавиной. Даже в родительском разговоре на кухоньке мы можем уловить мельчайшие детали: как скривился уголок рта от шокирующей новости, как поднялась бровь в напряженном разговоре, как на секунду от волнения задрожали губы, в суматохе прикрываемые рукой и небрежно резким поворотом головы. В тот момент я и уловила настроение разговора − говорят о чем-то своём, взрослом, тяжелом, мне ещё трудно это понять. Сквозь обрывки фраз ловлю слова «бабушке», «тяжело», «две недели», «позвонить бы брату», «плохо».
И тут всё как в тумане: бабушкины духи бьют мне в нос - вишня, апельсин, а может, − ваниль? Горячие руки, крепко сжимающие мою талию, большая грудь, как две подушки, в которые мне бы так хотелось сейчас упасть. Отрываюсь от «подушек» − искренняя улыбка уставшей женщины в платке. Что она делала? Пекла вкуснейшие во всем Ангарске пироги и хвалилась тем, что и «вышло всё на копеечку».
Зовёт меня показать, как она добавила десяток крестиков в нашу с ней «белую лошадку» с серой гривой; серой, как у моей бабули, с проблеском того самого цвета, которым меня наделила природа.
Разглядываю работу − мои крестики меркнут по сравнению с бабушкиными… Они словно заводские, линия к линии − потрясающе! Бабушка не замечает моей маленькой зависти, работа в конце всё равно получится прекрасной, ведь я стану вышивать всё лучше когда-нибудь… Бабушка опустила полотно: «Ах, ты, наверное, голодная! Пойдем скорее». Бабушка поспешила на кухню, дверь захлопнулась, Сквозь стекло в двери пробивается едва заметный свет. «Пойдем», − не успеваю сказать я.
Вот я уже одна в своей комнате, понимаю, что почти не дышу - где-то вдалеке лишь неразборчивый шепот, раздирающий мои стены, стены крошечной пещеры с многочисленными проходами, залами, а я в каком-то углу. Где бабушка? Неужели она еще глубже, чем нахожусь сейчас я?
Аромата я больше не чувствую… Апельсин. Нет, груша! В последний раз ловлю аромат. Он ускользает так же внезапно, как и возник. Мой взгляд скачет по комнате, ища за что зацепиться. Книга… бабушкина! Собирались вместе прочесть рассказы Людмилы Петрушевской. Листаю золотую подружку: история про дедушку и внука, как мне знакомо. Спустя 10 минут сижу в слезах, мне стало жалко бедного дедушку, который был вынужден сам колотить для себя гроб и оставить преемника после себя.
Послевкусие от рассказа − горькая трава, обжигающая и при этом особенно лечащая горло в моменты простуды. Можно пить антибиотик, а надеяться на терпкую и лечебную траву, бережно собранную, как мне представляется опытным травником, именно для меня и моей болезни.
«Служи другим», − повторяла бабушка, когда мы шли в церковь. Бабушка относилась к своей службе как к серьезной работе. Помню, как её мягкий голос окутывал весь класс воскресной школы, я слушала с замиранием сердца: мне было искренне интересно послушать и про Иисуса, и про его учеников.
Мне тогда давали много поручений, я старалась соответствовать статусу − быть внучкой такой великой бабушки. Казалось, она видела в людях бесконечно нуждающихся и ранимых детей, я всё боялась, что у бабушки не хватит крыльев укрыть всех людей на свете, которые когда-то «выпали из гнезда» и вынуждены просить о помощи. Одна женщина, забежав в здание после службы, поспешила именно к моей бабушке − пьяный муж побил бедную женщину. На вид ей едва исполнилось 35, выглядела на все 50. Бабушка говорила тогда, что «горе и отсутствие Бога в душе – старит». Я поверила.
Во всем бабушка была лучшая. Только в один день воскресенья она успевала сделать сотню дел: повсюду звучали мольбы о помощи: без Надежды не могли управиться ни в классе, ни на кухне, ни в саду. Помню церковную трапезу, устраиваемую в честь дня основания церкви: огромный стол, пестрящий и манящий своими простыми и сытными вкусностями. Один большой стол вытянулся, загнав в угол все ходы, отчего казалось, что прихожан очень много и все мы − одна большая семья. За столом бабушка, как на картине «Тайная вечеря», − любимый ученик Иисуса, скромный и любящий, внемлющий создателю.
Наконец, мои крылья-ресницы отрываются и я рассматриваю происходящее: бабушка первая сложила руки, она не смотрела на еду, её голова склонилась в молитве.
«Отдавайся своему делу без остатка», − говорила мне бабушка два года назад, когда мы приходили на её работу в детский центр для ребятишек, оставшихся без родителей.
− Мне это всё не нужно! Мне государство и так даст квартиру, а штопать трусы мне не надо, − доносился грубый и хриплый голос девочки лет пятнадцати.
− Даже если государство и даст, нужно уметь о себе позаботиться, если ты хочешь быть взрослым и самостоятельным человеком, − не уставая повторять, наставляла девочку бабушка.
− Мне это не интересно, это скучно и нудно, − вновь завопила девочка.
− Ты знаешь, как я люблю тебя, Настя, у меня большое терпение, я научу тебя штопать, вязать и делать оригами, если ты захочешь. Мы можем сшить тебе самую модную юбку, если ты позволишь мне быть твоим наставником и помощником. Вот увидишь, не успеешь оглянуться, как вновь все возьмутся за шитьё.
Девочка демонстративно положила ножницы, показав, что власть выбирать у неё всё же есть. Бабушка, ощутив свою беспомощность, пошла помогать другой девочке, поднявшей руку. Однако что-то в комнате поменялось: девочка Настя, так отчаянно строившая стену от любой взрослости и ручного труда, вдруг задумалась на несколько минут: она давно хотела юбку в стиле «аниме», но нигде не могла такую найти. Подняв руку-желе, она уже тихо и смиренно произнесла:
− Теть Надя, можно вас?
Да, я поняла, что у взрослых слишком много от нас секретов, они оберегают нас, как могут, ведь разговоры о смерти никто не любит... Люди склонны об этом не говорить, будто это что-то очень далекое, будто каждый живёт вечность, а загадывать наперёд или высказываться о чьей-то смерти неприлично!
Что же такое жизнь? Мне кажется, что это всего лишь миг, вспышка всего самого концентрированного о тебе, а когда ты умираешь − ты живешь на устах своих детей и внуков воспоминаниями о добрых делах и советах в трудные периоды жизни. За такие воспоминания можно ухватиться как за соломинку, выручающую в тяжелые минуты: служи, отдавайся делу, и… люби.
Да, я не демонстрировала свои чувства, не открывалась никому и не успела сказать, как сильно я люблю бабулю и благодарна ей.
Помните о своих родных, говорите теплые слова, питайте их своей любовью, именно тогда они будут жить вечно!