XXII Международный конкурс научно-исследовательских и творческих работ учащихся
Старт в науке
Образы казаков в творчестве А.С. Пушкина
Автор работы награжден дипломом победителя II степени
Полная версия работы доступна во вкладке "Файлы работы" в формате PDF
Введение
Я родилась и живу на славной казачьей земле. Именно поэтому мне очень близко то, связано с жизнью казаков. На уроках, классных часах и общешкольных мероприятиях мы изучаем историю казачества, его культуру, знакомимся с бытом и традициями казаков.
Изучая творчество А.С. Пушкина, я обратила внимание на то, что он тоже пишет о казаках, об их гордом, непокорном нраве, героизме и патриотизме. Мне захотелось познакомиться с произведениями русского классика, в которых описывается жизнь казаков и узнать, на какие качества казаков обращал внимание поэт и писатель 19 века.
Предмет исследования: произведения А.С. Пушкина
Цель исследования: проследить по текстам произведений, какой образ казака возникает на страницах книг, какие качества казачества в них отражаются.
Гипотеза: предположим, что А.С. Пушкин отражает лучшие качества казаков: патриотизм, мужество, отвагу, верность семейным традициям, государственной присяге, религиозность.
Основная часть
Наиболее полно казачество в творчестве А.С.Пушкина отображено в поэме «Полтава» и повести «Капитанская дочка».
В «Полтаве» авангард Петрова войска составляют «отряды конницы летучей», и Мазепа окружен «толпой мятежных казаков». Но апофеоз Петра, которым завершается пушкинская поэма, не оставляет сомнений, кому отдает предпочтение поэт. В изображении образа Мазепы Пушкин разошелся с подлинным «певцом свободы» Рылеевым.
Украинский историк и литературовед М. А. Максимович, приводя в 1829 г. отрывок из пушкинского текста, заявлял: «Портрет сей принадлежит к лучшим местам поэмы, так верен, что почти на каждый стих, если б нужно было, можно привести и подтвердительное событие». Исторически достоверна и подчеркиваемая Пушкиным в поэме связь восстания Кондратия Булавина с политическими интригами Мазепы:
Повсюду тайно сеют яд
Его подосланные слуги:
Там на Дону казачьи круги
Они с Булавиным мутят;
Там будят диких орд отвагу;
Там за кордонами Днепра
Стращают буйную ватагу
Самодержавием Петра.
Издержки казачьей вольницы, распри, столкновение амбиций, разрушительность казачьей стихии, выплеснувшиеся в годы Смуты, разинского восстания, пугачевщины, казались Пушкину угрожающими для судеб Российской державы. В «Борисе Годунове» устами мятежного Гаврилы Пушкина, собственного предка, Александр Сергеевич дает весьма негативную оценку донцам, выступившим в поддержку самозванца:
Я сам скажу, что войско наше дрянь,
Что казаки лишь только сёла грабят.
Пушкин сумел преодолеть в себе характерную для поэтов-декабристов и либеральных литераторов 20-30 - х годов идеализацию казачьей вольницы. В то же время Пушкин никогда не сомневался в неразрывности понятий «Россия» и «казачество». В этом ему помогала углубленная работа над историческими источниками. Борьба украинского казачества против национального и религиозного гнета в представлении поэта являла собой исторический аргумент, опровергавший любые притязания шляхетских политиков и их западноевропейских вдохновителей – «клеветников России».
Образ Емельяна Пугачева в «Капитанской дочке» - своеобразная литературная переработка научного материала, разработанного и обобщенного в «Истории пугачевского бунта». Сущность образа Пугачева в повести очень образно отображена в старинной сказке об орле и вороне, рассказанной им Петру Гриневу: лучше прожить тридцать три года орлом, а не триста лет и три года вороном. Пугачев не воспринимается как обычный бунтовщик и даже как отрицательный герой. Его бунт – это предшественник Сенатской площади, польского восстания, кавказской войны. Он бунтует против власти, но не против отечества, как и многие современники Пушкина. И поэтому Пугачев не лишен благородства, ему не чужды понятия чести и долга, равные его собственным.
О характерах людей, их взаимоотношениях рассказывает А.С.Пушкин в стихотворении «Казак».
Раз, полунощной порою,
Сквозь туман и мрак,
Ехал тихо над рекою
Удалой казак.
Черна шапка набекрени,
Весь жупан в пыли.
Пистолеты при колене,
Сабля до земли.
За вольнолюбивые стихи император Александр Первый выслал Пушкина из Петербурга в захолустный Екатеринослав, где он заболел и где его, больного, в бреду, поздним вечером 26 мая 1820 года нашли в бедной хижине приехавшие из Киева Раевские.
Путь лежал на Кавказские Воды.
В Таганрог приехали рано, остановились у градоначальника. На следующий день путешественники выехали в Ростов. За станицей экипажи покатили до большого тракта Ростов – Новочеркасск. Тракт проходил через рощу и остатки сада дачи атаманов Ефремовых. Слева от дороги увидели огромный раскидистый дуб. Судя по толщине его ствола у основания, дуб был очень стар. «Какое могучее дерево и какая сила жизни»,- думал Пушкин, любуясь великаном. И вдруг он приметил: полускрытая листвой, на ветке дуба сидела девушка в длинном ярком платье, схваченном у талии цветным пояском.
- Смотри, Николай, русалка на ветвях сидит!
Раевский рассмеялся:
- На дубе сидит простая девушка – казачка, но ты не был бы Пушкиным, если бы не увидел в ней русалку. Оба расхохотались.
Через восемь лет, в 1828 году, во втором издании поэмы «Руслан и Людмила» впервые был напечатан пролог «У лукоморья дуб зеленый». В нем есть такие строчки:
Там чудеса: там леший бродит,
Русалка на ветвях сидит,
Там на неведомых дорожках
Следы невиданных зверей;
Избушка там на курьих ножках
Стоит без окон, без дверей…
Другого лукоморья, кроме азовского, Пушкин не видел, не знал. И когда писал свой чудесный пролог, то видел перед собой азовское лукоморье, а невдалеке от него старый дуб. Впрочем, и само низовье Дона (да еще в половодье!) могло восприниматься как продолжение лукоморья.
В примечаниях к первой главе «Истории Пугачева» Александр Сергеевич затронул проблему происхождения казачества. Его возмущали заявления иностранных авторов о неславянском происхождении казаков. «То, что писали об них (казаках) иностранцы, - заявлял Пушкин, - не может быть сюда причислено; ибо большая часть таковых сочинений основана на догадках, ничем не доказанных, часто противоречащих истине и нелепых. Так, например, сочинитель примечаний на родословную историю татар Абулгази Баядур-Хана утверждает, что казаки уральские произошли от древних кипчаков... Все сии нелепости, которые не заслуживают опровержения для русских, приняты однако ж в прочих частях Европы за справедливые».
В отличие от авторов, пытающихся отделить казачество от русского народа, Пушкин досконально знал и изучал историю и культуру казаков. Он углубленно работал не только с письменными источниками, но и с тем материалом, который сегодня все чаще называют «устной историей». В 1824г., посетив неподалеку от Бендер место укрепленного лагеря Карла XII, поэт познакомился со стотридцатилетним казаком, бывшем в этом лагере и видевшим шведского короля. Пушкин расспрашивал его, надеясь услышать что-либо о Мазепе. О результатах своей поездки к уральским и оренбургским казакам поэт говорил: «Я посетил места, где произошли главные события эпохи, мною описанной, поверяя мёртвые документы словами живых, но уже престарелых очевидцев, и вновь поверяя их дряхлеющую память историческою притчею». В этом отрывке очень хорошо передано чувство историзма великого писателя. Во-первых, он основное внимание обратил не на историческую традицию, прошедшую длинную цепочку из уст в уста, а на показания свидетелей описываемых событий (как пугачевцев, так и их противников). Во-вторых, непременным требованием надёжности приводимых в «Истории Пугачёва» фактов была сверка, сопоставление устных и письменных источников. О том, что собранные им показания очевидцев оказались в большинстве своем достоверными, свидетельствует, например, новейшее исследование И. Ф. Смольникова «Путешествие Пушкина в Оренбургский край». В то же время Пушкин резко критиковал Броневского, автора «Истории Донского войска», за неумение использовать народные предания. Поэт очень бережно относился к народной оценке исторических событий и старался в своем художественном творчестве быть как можно ближе к ним. Показательно в этом отношении становление в сознании Пушкина образа Ермака, на которое обратил в 50-е годы внимание красноярский исследователь А. В. Гуревич в литературно-краеведческой работе «Пушкин и Сибирь». Пушкина не устраивает тот идеализированный Ермак, которого воспевал Рылеев («Ревела буря, гром гремел...»). Резко отрицательный отзыв он дал и полупоэме-полуоде И. И. Дмитриева: «Ермак» такая дрянь, что мочи нет...» Уже читая Киршу Данилова, Пушкин встретил здесь былину о завоевании Сибири, где совершенно по-иному, по сравнению с другими известными тогда книжными источниками была раскрыта причина гибели Ермака. По тексту этой былины, его поглотил не Иртыш, а могучий Енисей:
Поехал Ермак Тимофеевич
Со своими казаками в ту сторону Сибирскую
И будет он у тех татар котовских;
Стал он их наибольше
Под власть государеву покоряти
Дани выходы без отпущения выбирати
И год, другой тому времени поизойдучи,
Те татары взбунтовалися.
На Ермака Тимофеевича напиралися,
На той большой Енисее реке;
В та поры у Ермака были казаки разосланы
По разным дальним странам.
А при нем только было казаков
на дву коломенках.
И билися, дралися с татарами
время немалое;
и для помощи своих товарищев
Он, Ермак, похотел перескочити
На другую свою коломенку
И ступил на переходню обманчивую.
Правою ногою поскользнулся он -
И та переходня с конца верхнего
Подымалася и на его опускалася,
Расшибила ему буйну голову
И бросила его в тое Енисею,
быстру реку.
Тут Ермаку такова смерть случилась.
Исследователи давно обратили внимание на этнографизм Пушкина Подчеркнуто этнографичен Пушкин в описании казачьего быта. Описав в черновой редакции «Путешествия в Арзрум» встречу с линейными кавказскими казаками, поэт нарисовал картину взаимоотношения полов в казачьей семье, представил положение женщины-казачки, вынужденной во время долгого отсутствия мужа брать на себя все заботы о доме, а потому и обладавшей определенной независимостью. В тексте «Полтавы» встречаются скупые, но ёмкие детали, свидетельствующие о том, как хорошо знал Пушкин украинское казачество. Критик Надеждин процитировал строчки:
Редела тень. Восток алел,
Огонь казачий пламенел.
Пшеницу казаки варили
для того чтобы, упиваясь сомнительным остроумием, сопроводить их сомнительным комментарием: «Спасибо поэту за пояснение. То бы поломать нам, простакам, голову, что это был за огонь казачий». Но поэт со знанием дела конкретизировал: «Казаки в походах обычно варили кулеш - густой суп из толокна, гречи и т.п.»
Прекрасно даны черты казачьего быта в записях из Крашенинникова, которые, по мнению Н. Я. Эйдельмана, необходимо «перевести из скромного разряда «конспект» в высокое звание прозы»: «Казаки брали камчадальских жен и ребят в холопство и в наложницы - с иными и венчались. На всю Камчатку был один поп. Главные их заботы состояли в игре карточной и в зернь в ясачной избе на полатях. Проигрывали лисиц и соболей, наконец, холопей. Вино гнали из окислых ягод и сладкой травы; богатели они от находов на камчадалов и от ясачного сбору...».
Давая высокую оценку романа «Юрий Милославский», поэт писал: «Г. Загоскин точно переносит нас в 1612 год. Добрый наш народ, бояре, казаки, монахи, буйные шиши, всё это действует, как должно было действовать в смутные времена Минина и Авраамия Палицына. Как живы, как занимательны сцены «старинной русской жизни!». Однако от Пушкина-бытописателя не ускользнуло несколько анахронизмов и «некоторые погрешности противу языка и костюма». Не случайно поэтому поэт был «своим» у казаков, а с некоторыми из казачьих офицеров (В. Д. Сухоруковым, историком донского казачества, атаманом Д. Е. Кутейниковым и др.) его связывала искренняя дружба. «Тамошний атаман и казаки, - писал поэт жене об оренбуржцах, - приняли меня славно, дали мне два обеда, подпили за мое здоровье, на перерыв давали мне все известия, в которых имел нужду». Совсем не случайно Пушкин, как сообщает Н. С. Коршиков, был в 1829 г. «принят в сословие донского казачества Таганрогского округа». Да и как было не принять в казаки поэта, который так образно и ярко воспел Тихий Дон:
Блеща средь полей широких,
Вот он льется!.. Здравствуй, Дон!
От сынов твоих далёких
Я привез тебе поклон.
Отдохнув от злой погони,
Чуя родину свою,
Пьют уже донские кони
Арпачайскую струю.
Приготовь же, Дон заветный,
Для наездников лихих
Сок шипучий, искрометный
Виноградников твоих.
Эти строчки родились после возвращения с Кавказа, где славные донцы насмерть бились с турецкими головорезами. Находясь среди казаков на кавказском театре русско-турецкой войны, Пушкин ощутил себя приобщенным к этому воинскому братству настолько, что в сражении под Саган-Лу вмешался в казацкую цепь и, подобрав пику убитого донца, устремился на турок:
Был и я среди донцов,
Гнал и я османов шайку.
В память битвы и шатров
Я домой привез нагайку
Впервые показав в русской литературе непарадную, неофициальную сторону войны в «Путешествии в Арзрум», великий писатель не стал бичевать ее неприглядные формы и сумел воочию увидеть истинный смысл казачьей доблести и беззаветного служения России. Но вряд ли взгляды Пушкина на казачество как-то особенно изменились. Такое видение полностью отвечало его более ранним размышлениям о сущности явления казачества, которые он, возможно, доверил бумаге в своих «Замечаниях на черноморских и донских казаков». Главное положение этой работы, которая не дошла до нас, но в существовании которой пушкинисты не сомневаются, выражено в письме к Л. С. Пушкину в сентябре 1820 г.: «Видел я берега Кубани и сторожевые станицы - любовался нашими казаками. Вечно верхом; вечно готовы драться; в вечной предосторожности». Русское воинство, и, в том числе, казаки, были любимой средой поэта с лицейских лет (недаром именно в эти годы написан «Казак»!). И, вероятно, следует согласиться с К.Б. Рашем, что «у Пушкина характер ратника, знавшего о тайне «упоения в бою», всегда искавшего битвы и умершего с оружием в руках; стрелявшего, истекшего кровью, защищая на поле боя у Черной речки честь русской семьи». Недаром поэт завидовал Грибоедову: «Не знаю ничего завиднее последних годов бурной его жизни. Самая смерть, постигшая его посреди смелого неровного боя, не имела для Грибоедова ничего ужасного, ничего томительного. Она была мгновенна и прекрасна». С доброй и грустной завистью поэт писал Денису Давыдову:
Не удалось мне за тобою
При громе пушечном, в огне
Скакать на бешеном коне.
Но зато Пушкин нашел себя в изучении драматической истории казачества:
Вот мой Пугач: при первом взгляде
Он виден - плут, казак прямой!
В передовом твоем отряде
Урядник был бы он лихой.
По подсчетам авторов «Словаря языка Пушкина», «казак» в значении беглый вольный человек встречается в произведениях поэта всего лишь 32 раза, зато в значении представителя особого воинского сословия - 285 раз! В «Истории Петра», над которой великий писатель работал в 1830-е годы, проблемы казачества рассматриваются преимущественно в общеимперском аспекте. Пушкин показывает, что казаки сыграли важную роль в кавказской политике Петра, стали надёжным заслоном на южных границах России. Польский литературовед Вацлав Ледницкий как-то заметил, что произведения Пушкина стали «поэтической крепостью, построенной для защиты империалистических границ русской культуры». Если согласиться с этим суждением, то необходимо и признать, что казачьи войска Российской империи в видении поэта были одной из главных частей гарнизона этой крепости. Пушкин на всю жизнь остался верен выраженным в юношеском «Кавказском пленнике» впечатлениям, следуя собственной музе, которая
Любила бранные станицы,
Тревоги смелых казаков.
Заключение
Тема о вольном казачестве может быть отнесена к любимым темам Пушкина. Она не нашла себе всей полноты выражения в творчестве Пушкина по той же причине, по какой остались незавершенными многие его смелые поэтические замыслы, осуществление которых в обстановке крепостнической России было бы немыслимо. Участие трудового казачества в широких народно-массовых революционных движениях, ненависть к рабству, неугасающий дух протеста против самовластия и крепостничества, организаторские способности, боевой дух, мужество и решительность казаков являлись теми качествами, которые неотъемлемо связаны были с поэтическим образом борца против ненавистного Пушкину политического строя. Годы ужасающего политического гнета не умертвили духа свободолюбия в трудовых массах казачества. Тот же живой народный дух, суровость и простота народной правды и всегдашняя боевая готовность к ее защите, которую отмечал Пушкин в своих вынужденно-скупых реалистических зарисовках современных ему казаков, поддерживали социальный оптимизм Пушкина. Этот здоровый, активный и творческий в своей основе оптимизм вырастал в нем из уверенности в необъятной широте возможностей и могуществе сил, таившихся в трудящихся массах великого русского народа.
В то же время А.С. Пушкин отмечал стихийность поведения, необузданный нрав казаков, хотя и считал их одним из лучших сословий русского народа.
Список литературы
-
Е.И. Краснов, А.В. Пониделко. Новочеркасск. Столица мирового казачества. М., ВАГРИУС, 2008 г.
-
В. Грут, Г. Курков. Военная энциклопедия казачества. М., «Яуза», «Эксмо», 2009 г.
-
Андрей Данцев. Город на холме. Казачья столица: приметы прошлого. Новочеркасск. «НОК», 2005 г.
-
И. Ф. Смольникова «Путешествие Пушкина в Оренбургский край»