ОБРАЗ ДЕТСТВА В КНИГЕ НИКОЛАЯ НАЗАРКИНА «ИЗУМРУДНАЯ РЫБКА»

VII Международный конкурс научно-исследовательских и творческих работ учащихся
Старт в науке

ОБРАЗ ДЕТСТВА В КНИГЕ НИКОЛАЯ НАЗАРКИНА «ИЗУМРУДНАЯ РЫБКА»

Учайкина М.Э. 1
1МОУ «Гимназия №12»
Татьянина А.А. 1Дубровская С.А. 2
1МОУ «Гимназия №12»
2МГУ им. Н.П. Огарёва
Автор работы награжден дипломом победителя II степени
Текст работы размещён без изображений и формул.
Полная версия работы доступна во вкладке "Файлы работы" в формате PDF

Введение

Воспоминания о детстве всегда наполняются конкретными сюжетами, как правило, смешанными со светлой грустью или же, наоборот, громким смехом. Совсем не детским предстает перед нами мир детства в книге «палатных рассказов» Н. Назаркина «Изумрудная рыбка» (2006).

Николай Николаевич Назаркин (род. 1 апреля 1972 г., Москва) – профессиональный библиотерапевт, «человек, который умеет лечить книгами и учит других оказывать психологическую помощь и поддержку с помощью правильно выбранных текстов» [6]. Эта книга – дебют автора – получила Малую премию национальной детской премии «Заветная мечта». Вот как автор представляет свою «Изумрудную рыбку»: «Меня зовут Николай, и меня постоянно спрашивают: "А ваша книга – про больницу?" Я врать не люблю, поэтому сразу говорю: "Нет, она про самые важные вещи в мире"» [7].

Актуальность темы работы определяется необходимостью исследования меняющегося характера воплощения темы детства и образов детей в современной русской литературе.

Новизна работы заключается в том, что в ней впервые объектом литературоведческого анализа стало творчество Николая Назаркина; впервые проанализирована поэтика книги палатных рассказов «Изумрудная рыбка».

Цель работы – проанализировать особенности художественного воплощения образа детства в книге Николая Назаркина «Изумрудная рыбка».

Задачи:

– обозначить специфику жанра «Изумрудной рыбки»;

– описать «больничный хронотоп» рассказов о детях;

– выявить специфику развития темы жизни и смерти в книге;

– рассмотреть образ рассказчика;

– проанализировать сказ как характерную повествовательную манеру рассказов.

Работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованных источников.

Глава 1. Жанрово-тематические особенности создания образа детства

1.2.Больничный хронотоп «палатных рассказов»

«Хронотоп» – понятие, введенное в терминологический аппарат литературоведения М.М. Бахтиным [10]. «В литературно-художественном хронотопе, – пишет Бахтин, – имеет место слияние пространственных и временных примет в осмысленном и конкретном целом. Время здесь сгущается, уплотняется, становится художественно-зримым; пространство же интенсифицируется, втягивается в движение времени, сюжета, истории. Приметы времени раскрываются в пространстве, и пространство осмысливается и измеряется временем. Этим пересечением рядов и слиянием примет характеризуется художественный хронотоп» [2, с.341].

Опираясь на жанровое обозначение книги («палатные рассказы»), хронотоп «Изумрудной рыбки» мы определяем как «больничный». Если посмотреть на оглавление книги Николая Назаркина, то не сразу будет понятно, о каком пространстве и о каком времени идет речь. Названия рассказов воспринимаются как детские, в большей части – нейтральные. Исключение составляет рассказ «На ЭКГ». Само название книги – «Изумрудная рыбка» – становится ключом к пониманию одной из важнейших идей книги: ребенок способен создавать свой мир и жить в нем полноценно (несмотря или вопреки). Изумрудная рыбка поворачивается к читателю разными сторонами: с одной стороны, это примета жизни ребенка – сказочность, волшебство, возможность привычных вещей превратиться чудесные, с другой – это символ больничных будней: всевозможные процедуры, уколы, капельницы, обходы и т.п.

Время героев рассчитывается необычно для детской жизни – это не выходные, каникулы, праздники, это не времена года и не события в семье. Для героев «палатных рассказов» – это родительские дни, время выписки, воспоминания о первом попадании в больницу, это больничный режим, который дети не в силах изменить: «С этими почками он уже почти двенадцать лет живет, потерпят они как-нибудь пять минут»; «Мне мама книжку в прошлое посещение принесла, в пятницу то есть»; «Мы тогда только в первый раз познакомились, когда на перевязку сидели»; «А меня на этой неделе точно не выпишут» [51].

Единственным исключением, погружающим главного героя – мальчика Колю – в домашнее, семейное время, стала его мечта о покупке родителями машины и поездке к бабушке под Ярославль или в Крым: «И представить, что если папа с мамой решат купить настоящий “запорожец”, то будущим летом – кто знает! – может быть, мы поедем к бабушке под Ярославль. Или даже в Крым – на машине это раз-два и там, не то что в поезде!»

Коля фиксирует радостные, хотя вполне обычные для здоровых детей, моменты (чтение книг, просмотр фильма, игра в шахматы, наблюдение за уличной жизнью) и обозначает моменты разрушения этого состояния – моменты подчинения больничному режиму: «А если показывают “Приключения Маши и Вити” по телевизору или Толик вот-вот поставит Серому мат – так нас тут же начинают лечить. Перевязки, капельницы… Другого времени нельзя найти, что ли!»

Особым временем для героя становится время болезни в больнице. Его пространство максимально ограничено, а время ощущается им как бесконечное: «Самое худшее в больнице – это заболеть. Лежи себе на койке и медленно умирай. Не от гриппа, конечно, а от скуки».

Само взросление героев не просто происходит в больничном пространстве, но исчисляется узнаванием чего-то нового о болезни: «…мы просто маленькие были. Это ничего, со всеми бывает. Вот если бы мы сейчас стали факторы путать, про каскад забыли или лейкоциты с лимфоцитами…»; «Да, желудочное кровотечение – это ой-ой! Вмиг не мумией, так привидением станешь. Бело-зеленым»; «Если пробирки стоят в пенальчике таком, то это одно дело, а если шприцы на столе лежат, то совсем другое, правда ведь».

Вместе с героем читатель проживает несколько «больничных» лет. В последнем рассказе «Синий свет» герой «шагает в будущее», и становится ясно, что на какой-то момент читатель попадает в зону воспоминаний рассказчика. Мы видим взрослого человека, не желающем вспоминать о больничном времени, символом которого становится синяя лампочка: «…Не знаю, как Геннадий, а я это решение выполнил. В моем доме нет ни одной синей лампочки».

Движение времени автор передаёт через смену медицинского персонала («Не, тогда Катя Васильевна не работала еще, – говорит Пашка. – Тогда Лина Петровна работала»; «Надя – это медсестра. Новенькая») илипоявление новых пациентов. Мы не только узнаем, о том, что Коля Кашкин, Толик, Пашка, Серый познакомились когда-то в этой больнице, автор показывает несколько ситуаций, в которых действуют «свои» («В каждой палате лежал хоть кто-то из «наших», давно знакомых») и «новички» («Додик – новенький, я с ним еще ни разу не лежал. Он с Урала откуда-то»). Смена поколений передаётся в рассказе «Наш коридор». Коля приходит на своё родное место – место у окна на подоконнике – и видит, что вновь поступивший малыш тоже хочет занять это место. Коля думает прогнать его, но в результате уходит сам: «И тут в наш коридор какой-то такой… стриженый вошел. В синих «трениках» и красной куртке. Малышня совсем – как Серый говорит, «четвертый класс – штаны на вырост».

–Тебе чего тут? – говорю.

– Ничего.

– А раз ничего, так и вали отсюда, – говорю. – Это наш коридор.

Молчит, сопит только. Я его ни разу не видел. Наверно, он вообще с пятого этажа. «Пятачок» несчастный.

А он не уходит. Встал в конце коридора и стенды рассматривает. Я на него смотрю и вижу, что он их просто так рассматривает. Что он их давно рассмотрел уже все, потому что они тут сто лет висят. Про клетки всякие и про такие вещи. А он их рассматривает, потому что уходить из коридора не хочет. Из нашего коридора.

Ну и пусть. Был бы Серый или Толик – мы бы его быстро заговорили до смерти, так что он убежал бы. А одному мне не хочется чего-то.

Так что я стал дальше на магазин смотреть. Только уже неинтересно было. Я встал и медленно пошел обратно в отделение. Чтобы этот «пятачок» стриженый не подумал, что он выиграл. А когда совсем почти ушел, то немножко обратно заглянул.

Он уже у окошка сидел. У третьего».

Если время в рассказах связано в большей мере с воспринимающим сознанием Коли Кашкина, то пространство дано как объективно существующее. Вместе с изумрудной рыбкой (сделанной из использованных капельниц и выкрашенной зеленкой) читатель «осваивает» больничное пространство, которое стало для рассказчика и его друзей пространством родным, фактически домашним. Оно наполняется для героев особыми смыслами, это пространство, которое не ограничено больничными стенами. Сами названия рассказов дают пространственные ориентиры – «Про рыбалку», «Свадебный автобус», «За мороженым», «Наш коридор».

Условно все пространство книги герои делят на «своё» и «больничное». К «своему» пространству они относят тупичок у ординаторской («Мы сидим в коридоре, в тупичке за ординаторской»,), наш коридор («Потом я посидел на подоконнике у ординаторской. За окном был вечер, двор пустой и неинтересный. Был бы Серый, или Толик, или Пашка, или еще кто из наших – пошли бы сейчас в наш коридор», «И тут в наш коридор какой-то такой… стриженый вошел»), четвёртую палату («Мы сидим на подоконниках в четвертой палате и все видим. Это хорошая палата для смотрения на двор»).

Больничное пространство герой не воспринимает как враждебное или чужое. Больница с ее палатами, процедурными, сестринскими, ординаторской, лестницами и переходами, хотя и не свои, но знакомые, «обжитые».

Одна из характерных особенностей освоения пространства героями – наделение его дополнительными или новыми смыслами. Это прежде всего выдумки о войне, которые преподносятся читателю в анекдотическом варианте – Штирлиц, секретные трупы, бомбоубежище: «Наш корпус <…> до войны построен. Тут даже бомбоубежище есть, но нас туда не пускают. Юрка говорит, что там хранят трупы, которым не хватило места в морге. Они там лежат прям так, и никто их не хоронит, потому что это секретные трупы. У нас больница секретная. <…> Но дверь там все равно всегда закрыта, так что спускаться вниз неинтересно <…> Но самое интересное – наверху <…>Потому что там есть дверь, за ней такая смешная лестница в три ступеньки, а дальше переход в новый корпус.

Вот в этот-то переход нас и тянуло как магнитом».

Пространство вне больницы связано с мечтами. Те места, которые для здоровых людей кажутся обыденными, привычными, малозаметными, герои воспринимают как что-то недосягаемое, притягательное, волшебное. Например, возможность ездить на городском и пригородном транспорте описывается Колей с завистью, как приключение: «Они же (медсестры. – У.М.) каждый день на метро ездят и на автобусах ездят, а Катя Васильевна – еще и на электричке ездит в свой Подольск…». Поход в магазин, выбор продуктов становится для рассказчика недостижимым благом: «Я вообще-то огурчики из банки не очень люблю. Я больше помидорчики из банки люблю. Только они в этом магазине, наверное, не продавались. Ну и пусть, я бы и огурчики купил. И хлеб, и кефир, и…».

Помещая юных героев в больничный хронотоп, автор показывает, как детский мир выходит за границы мира больничного. Автор не называет диагнозов пациентов, не дает описаний болезни, практически не детализирует лечение и процедуры. Только отдельные штрихи намечают границы больничного хронотопа, что определяет специфику созданных образов и влияет на развитие основных тем «Изумрудной рыбки».

1.2  Специфика развития темы жизни и смерти в книге

Темa жизни и смерти в больничных сюжетах «Изумрудной рыбки» имеет свое специфическое развитие. Жанровое определение – «палатные рассказы» – может дезориентировать читателя, который может подумать, что в них показано трагическое и безысходное положение больных детей. Однако, прочитав данные произведения, читатель убеждается совершенно в обратном. Понятно, что избежать темы болезни в рассказах про больных детей невозможно, но автор не зацикливает на этом внимание. Жизнь юных пациентов мало отличается от жизни в обычном детском мире. Там есть дружба и взаимовыручка, жадность и страхи, слабости и симпатии, игры и фантазии, и там очень хорошо видят, кто чего стоит на самом деле. Жизнь в больничной палате небогата событиями, а время тянется так долго, что можно «умереть со скуки».

Дети, как и все, попадают в неловкие и смешные ситуации, шутят и смеются, но только в стенах больницы. Некоторые, казалось бы, печальные ситуации представляются автором с иронической стороны. Автор стремится показать, что несмотря на болезнь, герои проживают полноценную жизнь – они также чувствуют, переживают самые разные эмоций. Кто сказал, что если ты болеешь, то ты не можешь шутить, смеяться и радоваться? При этом довольно часто комическое вскрывает трагическое в развитии ситуации. Например, в рассказе «Завтрашние сосиски» «коварный» замысел главных героев закормить своего неприятеля сосисками был обречён на провал, так как один из мальчишек оказался в реанимации. Хотя для ребят данная ситуация не показалась какой-то необычной: «Мы все здесь такие. Ничего, все на седьмом побывали и пока вот скачем. Рыцарь должен уметь смотреть в глаза своей судьбе».

Можно выделить различные неудачи ребят, которые кажутся смешными и ироничными. В рассказе «Про рыбалку» мальчики долго готовились к походу на рыбалку, но им так и не удалось осуществить своих планов – ребята проспали; а в рассказе «Свадебный автобус» героям было обидно, когда оказалось, что автобус не свадебный, а предназначенный для перевоза девочек из хора: «И тогда приехал большой новый «Икарус», а оттуда высыпали эти хорские девчонки. Из нашего свадебного автобуса! Я был раздавлен». В рассказе «Про личную жизнь» мальчик размышляет о больничном режиме и отсутствии свободного времени. Однако автор передает его размышления с иронией, и всё кажется уже не таким печальным: «В семь утра – хлоп! – свет включают <…>. – А ты, может, еще спишь! А тебе все равно градусник суют». В рассказе «На ЭКГ» герои сами придумывают мифические истории, делятся ими и вместе смеются: «Про ящики Серый сказал, что там еда специальная, если вдруг война – и кухня перестанет работать. Я сказал, что хорошо бы, чтобы кухня просто так, без войны перестала. И Надя тоже так сказала. Мы вместе сказали, в один голос. И посмеялись, потому что смешно получилось».

С помощью средств комического автор раскрывает «детскость» героев, объясняет их поведение в тех или иных ситуациях. Без смешных моментов эти рассказы не стали бы детскими, так как в их основе – очень серьёзная проблема – жизнь с неизлечимым заболеванием.

Особого внимания заслуживает рассказ «Свадебный автобус», в сюжете которого совмещаются жизнь (свадьба) и смерть (похороны). Коля и его друзья наблюдают из окна палаты за особым автобусом «со шторками и огоньками», который «ездил в понедельник, вторник, среду, четверг и пятницу, а в субботу он ездил целых четыре раза – два раза туда и два раза обратно». Ребята определяют его как «свадебный». Тема жизни обретает праздничное измерение: «Серый уже был на свадьбе у своей старшей сестры, а Толик – даже на двух свадьбах у своих теток, так что они знали, что на свадьбах все поют. И мы угадывали, что поют сейчас в нашем свадебном автобусе». Однако при этом сразу возникает тема смерти: «Когда хоронили бабу Веру, мамину тетю, я ездил на похоронительном автобусе. На свадебном автобусе я не ездил ни разу, но он должен быть, по всем представлениям, как раз большим и с огоньками. Потому что на свадьбу приходит, конечно, больше людей, чем на похороны».

Таким образом, тема жизни и смерти имеет трагикомическое звучание, автор рассказывает о детстве пациентов без грусти. Его герои не боятся смерти, они просто не думают о ней. Каждый день их жизни наполнен самым важным – взрослением, познанием и пониманием мира.

Глава 2. Художественное своеобразие образов детей в «Изумрудной рыбке»

2.1 Образ рассказчика

Образ Коли Кашкина – главного героя и рассказчика историй в книге – автобиографичен. Николаю Назаркину в шестилетнем возрасте был поставлен диагноз – гемофилия, и с тех пор часть его жизни проходит в больнице. Коля – «мальчик не сегодняшний, мальчик времен Назаркинского детства. Назаркин помнит до слова, до интонации, до синтаксического изгиба фразы – как тогда говорили» [8].

Автор не дает портретных описаний Коли, как практически отсутствуют портретные характеристики героев. Читателю будет трудно представить, как выглядит тот или иной ребёнок: нет описаний внешности, не указывается возраст. Для Коли Кашкина внешние приметы не имеют значения и не играют никакой роли. Гораздо важнее внутренний мир больного ребёнка – что он чувствует, думает, как реагирует на события и как переживает жизненные ситуации.

Рассказанные истории объединены образом главного героя. В его больничных сюжетах нет страха или страданий. Коля и его друзья почти не отличаются от здоровых сверстников. Герои рассказов оценивают друг друга, исходя из тех или иных ситуаций. Они делают выводы о том, с кем дружить, а кого лучше сторониться. Дети очень хорошо знают всех тех, кто уже давно вынужден находиться в стенах больницы – их привычки, поведение. Герои дают оценки недавно поступившим ребятам. И при этом Коля и его друзья («cвои», «наши», как характеризует их рассказчик) привыкли к тому, что сегодня один из них в реанимации, а другой спит целый день на обезболивающем, сегодня Коля не может ходить («коленка распухла»), а Пашка всегда в инвалидной коляске, Юрка на костылях: «Толик уйти не мог – у него капельница, и еще часика на два так», «Пашка не ходячий, так что я потом к нему приду», «Ромка только после операции». Но это определяет их жизнь, они принимают свою болезнь как данное, и не задумываются, могут они что-то поменять или нет.

Главный герой описывает друзей как «понимающих» – «Пашка — понимающий человек! <…> И не жмотился книжками, как некоторые»; «Геннадий ничего так, понимающий, хотя и в первый раз у нас»; «Серый все шутки как надо понимает». Есть ребята, на которых главный герой смотрит как ещё на маленьких и ничего непонимающих: «Ивановым по семь лет, чего они понимают в конструкторах!», «Малышня всякая устроила гонки на колясках». Но и немало тех, кого он недолюбливает и не считает друзьями: «Низкий сосисочный жадина Додик», «Я знал, конечно, что Павличек жлоб и маменькин сынок, но что он самый жлобистый жлоб из всех жлобистых жлобов на свете – этого не знал. Нянечкин любимец».

Хоть между ребятами и бывают разногласия, недопонимания («Толик стал совсем глупый, потому что ему одна девчонка нравится», «А вот его фамилия, – и я ткнул пальцем в хрюкающую спину Серого, – его настоящая фамилия Мышкин-Поросенков!»), они все равно полагаются друг на друга, дружат и вместе переживают непростую больничную жизни.

Коля не боится врачей. Они являются неотъемлемой частью его жизни, проводят с ним день изо дня. Каждого из врачей Коля наделяет своими характеристиками. Кто-то кажется ему более родным, а кто-то отдаленным. За всё время, которое Коля и его друзья провели в больнице, сменилось много врачей. Герои знают каждого медицинского работника очень хорошо – чем он занимается в то или иное время, что бы сказал в данной ситуации. Например: «Лина Петровна сидела сейчас наверняка в «сестринской» и смотрела кино после программы «Время»»; « Катя Васильевна должна скоро смену сдавать, значит, сейчас наверняка чай пьет». Каждый из них в какой-то степени является членом семьи для ребят.

В описаниях врачей преобладают скорее личностные качества, нежели профессиональные. Так, Андрей Юрьич – «толстый, высокий и говорит громким голосом», Василь Васильич «ничего, веселый и понимающий», а «Евгений Палыч самый вредный из врачей, это все знают. О своем лечащем враче Коля говорит с особым теплом: «Моя Елена Николавна самая красивая докторша на нашем этаже». Как и всем детям, героям более симпатичны те из взрослых, кто закрывает глаза на их шалости, не ругает, слушает их детские рассказы: «Если бы Катя Васильевна вошла бы, например, она обязательно стала бы в наши дела лезть и сказала бы, чтобы мы не шипели, как бездомные коты, а разошлись по-хорошему <…>. А Елена Львовна ничего такого не сказала, только меня позвала – и все. Она процедурная сестра, уколы там всякие делает, капельницы, а за нами не следит. Если бы все взрослые были такими…».

Родители же предстают перед детьми как люди из другой, обычной, а отличающейся жизни. Они упоминаются реже, нежели врачи. Совсем немного в рассказах описаний родителей – как их личностных характеристик, так и портретов. Упоминания о родителях чаще всего связаны с какими-то «небольничными» вещами, которые Коля всегда с нетерпением ждет: книги, игрушки, вкусности, особенно – конферы: «Мне мама в прошлое посещение конфет принесла шоколадных. С орехами. Так что я их потихонечку ел».

Коля – мальчик с неизлечимым заболеванием, он – один из пациентов городской больницы. Все, что происходит, мы видим его глазами и слышим в его исполнении. Каждый его рассказ – эпизод, маленькая история из жизни таких же, как он юных пациентов, которые не просто лежат в больнице, они там живут. У каждого – свое неизлечимое заболевание.

2.2 Сказовая манера повествования

Одна из важнейших ролей в создании образа ребенка принадлежит особой повествовательной манере – сказу. Нельзя не согласиться с оценкой, данной рецензентами книги: «"Изумрудная рыбка" – покоряет удивительным "русским детским" языком, искренностью и "настоящностью"» [8].

Автор не только воспроизводит поток речи Коли Кашкина – десяти-двенадцатилетнего мальчика, но опосредовано обозначает вторую точку зрения – точку зрения автора, а не героя. Благодаря сказовой манере автор передает мироощущение юного пациента: усилия героя, его попытки выразить то или иное чувство, понимание мира, себя самого, своих друзей. С самых первых строк автор даёт понять, что перед нами общение мальчишек. Эмоциональность, экспрессивность, метафоричность речи рассказчика позволяют автору создать эффект «присутствия».

Прежде всего обращает на себя внимание композиционное оформление рассказов, большая часть которых представляет собой диалоги. Диалог создаёт детское многоголосие, автор пропускает через сознание рассказчика фразы, мысли других участников разговора, что, в свою очередь, позволяет читателю проживать вместе с героем непростые или веселые ситуации.

Для создания речевого портрета ребёнка и образа его мыслей, автор использует элементы разговорной речи. Одни слова пишутся так, как произносятся, другие означают не совсем то или гораздо больше того, что должны означать в норме, значение третьих понятно тем, кто принадлежит к поколению рассказчика.

Диалоги в произведении очень реалистичны, употребляемая лексика является повседневной и привычной каждому, фонетические ошибки и ошибки в построении предложений также приближают рассказы к разговорной речи.

Многие «палатные рассказы» имеют комический характер. Однако комичность играет в них особую роль. Главные герои рассказов – больные дети, которые чуть ли не большую часть жизни проводят в больнице. Именно юмор становится светом в их серых однообразных больничных буднях. Он как бы подпитывает детскую надежду и веру в счастливый исход.

Для того чтобы передать читателю определенное настроение, автор использует различные приёмы. Особую атмосферу придаёт рассказам огромное количество разговорных фраз и оборотов – «раз плюнуть», «малышня всякая», «жмотиться», «ерунда», «норовит проверить», «тамошние рыбаки», «сесть негодяю на хвост», «вмазать», «капец», «приспичит», «здорово», «как оно?», «девчачье-собачье», «подлый сосисочный хапуга», «фиг прожуёшь», «моряк – с печки бряк», «ржать», «треники», «сто тыщ раз» и др.

Ещё одним немаловажным средством создания речевого портрета ребёнка становится выбранная интонация: ее доверительный характер показывает искренность ребёнка, открытость его характера. Поэтому ещё острее чувствуются драматизм тех сюжетов, ситуаций, историй, о которых говорит больной мальчик. То, что для него это обычная жизнь, подчеркивается использованием изобразительно-выразительных средств:

– эпитетов – «мамские пакеты», «малышовые сказки», «изумрудная рыбка», «мимоза заморская», «тумбочка солёная»;

– сравнений: «как джигит, скакать будем», «вели беседу, как благородные рыцари», «она маленькая и в платочке, как крестьянка из учебника», «трещина на потолке, как Амазонка»;

– метафор: «сладкий голос», «заговорили до смерти», «семь потов сошло»;

– олицетворений: «вся палата на подоконнике висит», «уши улыбаются», «запахи врывались в коридор».

Таким образом, речевой портрет мальчика складывается из «обычных», детских словоупотреблений, построений фразы, из традиционных для разговорной речи оборотов. Мы не можем сказать, что язык рассказов отличается изысканностью, что в нем появляются необычные обороты, поэтизмы, напротив, язык рассказчика – язык обычного подростка с показательным набором сленговых словечек и фраз, но все это одухотворено искренней и доверительной интонацией, что и заставляет нас поверить мальчику, почувствовать проблемы его больничного существования и понять, насколько детское сознание более доверчиво к жизни и ее мудрости.

Заключение

Анализируя особенности художественного воплощения образа детства в книге Николая Назаркина «Изумрудная рыбка», мы пришли к предварительным выводам.

Автор противопоставляет мир детства (детский тип мышления, доверие к мудрости жизни, бесстрашие, творческое мировосприятие) миру взрослых (рациональный тип мышления, страх перед болезнью). На наш взгляд, главная цель создания «палатных рассказов» состоит в том, чтобы показать, что больные дети не отличаются от здоровых, они также могут шутить, веселиться, озорничать, дружить, любить – только всё это они вынуждены делать в больнице. Такие ребята сильнее любят жизнь, больше ценят каждый ее момент, они умеют мечтать и верить в осуществление фантазий и выдумок.

Помещая юных героев в больничный хронотоп, автор показывает, как детский мир выходит за границы мира больничного. Автор не называет диагнозов пациентов, не дает описаний болезни, практически не детализирует лечение и процедуры. Только отдельные штрихи намечают границы больничного хронотопа, что определяет специфику созданных образов и влияет на развитие основных тем «Изумрудной рыбки».

Все, что происходит, мы видим глазами автобиографического героя Коли Кашкина – мальчик с неизлечимым заболеванием, одного из пациентов городской больницы. Каждый его рассказ – эпизод, маленькая история из жизни таких же, как он юных пациентов, которые не просто лежат в больнице, они там живут.

Одна из важнейших ролей в создании образа ребенка принадлежит особой повествовательной манере – сказу. Язык Коли Кашкина – язык обычного подростка с показательным набором сленговых словечек и фраз. Однако слово рассказчика одухотворено искренней и доверительной интонацией, что и заставляет нас поверить мальчику, почувствовать проблемы его больничного существования и понять, насколько детское сознание более доверчиво к жизни и ее мудрости.

Список использованных источников.

1. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе // М.М. Бахтин Собр. соч.: в 7 т. Т.3. – М. 2012. С.340-512.

2. Кадацкая Д. С. Термин «цикл» в отечественном литературоведении // Молодой ученый. –2017. – №22. – С. 473-478. Электронный ресурс // URL: https://moluch.ru/archive/156/44174/ (дата обращения: 21.02.2019).

3. Кормилов С.И. Рассказ // Литературная энциклопедия терминов и понятий /Гл. ред. А.Н. Николюкин. – М., 2001. Стлб.856-857.

4. Малая С. Николай Назаркин. Измрудная рыбка [Рец.] // Электронный ресурс. URL: http://bibliogid.ru/novye-knigi/korotko/newbooks-2016/1623-nazarkin-n-n-izumrudnaya-rybka (Дата обращения: 15.01.2019).

5. Назаркин Н.Н. Изумрудная рыбка: палатные рассказы. – М. Самокат. Электронный ресурс //URL: https://royallib.com/read/nazarkin_nikolay/izumrudnaya_ribka_palatnie_rasskazi_.html#0 (Дата обращения: 01.12.2018-20.02.2019).

6. Николай Назаркин: литературная памятка / сост. Н.В. Коваль. –Сыктывкар : Национальная детская библиотека им. С.Я. Маршака, 2016. // Электронный ресурс. URL: http://www.ndbmarshak.ru/content/pubs/69/Nikolai_Nazarkin_%28kniga%29.pdf (Дата обращения: 20 января 2019).

7. Рецензии и отзывы на книгу «Изумрудная рыбка. Мандариновые острова». Николай Назаркин (Дмитриева М., Щукина Е., Чернова Ю., Новикова Е. и др.) // Электронный ресурс. URL: https://www.labirint.ru/reviews/goods/621416/ (Дата обращения: 15.01.2019).

8. Рецензии на книгу Николая Назаркина «Изумрудная рыбка» // Электронный ресурс. URL:
https://www.livelib.ru/book/1000292015-izumrudnaya-rybka-nikolaj-nazarkin (Дата обращения: 15.01.2019).

9. Семенова Е.А. Циклизация // Литературная энциклопедия терминов и понятий /Гл. ред. А.Н. Николюкин. – М., 2001. Стлб. 1189-1190.

10. Тамарченко Н.Д. Хронотоп // Литературная энциклопедия терминов и понятий /Гл. ред. А.Н. Николюкин. – М., 2001. Стлб. 1173.

11. Чернец Л. В. Литературные жанры: Проблемы типологии и поэтики. – М., 1982. –192 с.

1 Далее все цитаты из книги Н. Назаркина «Изумрудная книга» даются по этому источнику.

Просмотров работы: 7272