Репрессированные писатели Пермского края

VII Международный конкурс научно-исследовательских и творческих работ учащихся
Старт в науке

Репрессированные писатели Пермского края

Андреев С.А. 1
1МАОУ Гимназия г. Нытвы
Маскина Л.В. 1
1МАОУ Гимназия г. Нытвы
Автор работы награжден дипломом победителя II степени
Текст работы размещён без изображений и формул.
Полная версия работы доступна во вкладке "Файлы работы" в формате PDF
Введение

Человеческая жизнь бесценна. Убийство невинных людей нельзя оправдать - будь то один человек или миллионы.

У наших народов нет более важной задачи, чем разобраться в причинах и осознать масштабы постигшей нас катастрофы - не чумы, не морового поветрия, а гуманитарного бедствия, сотворенного собственными руками. Необходимым условием выполнения этой задачи является восстановление памяти о терроре, подробности которого десятилетиями скрывались и замалчивались. В этом вижу актуальность работы. Объектисследования - репрессии (понятие), предмет - репрессированные писатели. Цель работы: Увековечение памяти писателей - жертв политических репрессий. Задачи: Узнать, что такое репрессии и репрессии в Пермском крае. Показать бесчеловечность репрессий. Найти материал по репрессированным писателям Пермского края и их стихи. Увековечивание памяти репрессированных.

Не создан в России общенациональный Музей политических репрессий. А в экспозициях региональных историко - краеведческих музеев теме репрессий если и уделено какое-то место, то, как правило, самое незначительное. На мемориальных досках, установленных в честь тех наших выдающихся сограждан, которые были расстреляны или погибли в лагерях, отсутствуют любые упоминания об их трагической смерти. Выявлена и отмечена памятными знаками лишь малая часть мест массовых захоронений казненных. Тысячи кладбищ превратились в пустыри. До сих пор миллионы людей не знают, где зарыты их родители, деды, прадеды, не знают о людях, прошедших ужасы репрессий. Самый же важный из не отданных нами долгов - это имена жертв. Это серьезная проблема. Я предположил, что, молодежь знает о годах репрессий, а память о репрессированных людях жива. Так ли это? Новизна в обращении внимания молодежи к серьезной теме репрессий.

Таким образом, за 1921–1953 годы были приговорены к смертной казни 815 639 человек. Всего же в 1918–1953 годы по делам органов госбезопасности были привлечены к уголовной ответственности 4 308 487 человек, из которых 835 194 осуждены к высшей мере.Наш долг - воскрешение подлинного облика нашего прошлого. Поиск материала по репрессированным писателям будет продолжена.

Изучена литература Интернет- ресурсов,материалы Пермского государственного архива социально- политической истории (Фонд 641/1, Опись 1, дело 7029), Краткая Литературная Энциклопедия, воспоминания Надежды Мандельштам, Ильи Эренбурга, произведения Варлама Шаламова, стихи репрессированных поэтов.

«Память – это как клятва, навечно,

Желтым пламенем жалит и жжет

Потому и живет бесконечность,

Что в ней долгая память живет!»

Анатолий Сафронов

Глава 1. Сталинские репрессии

Репрессии – подавление, угнетение, карательная мера, наказание, применяемое государственными органами.

1.Первая массовая категория – люди, арестованные по политическим обвинениям органами государственной безопасности (ВЧК-ОГПУ-НКВД-МГБ-КГБ) и приговоренные судебными или квазисудебным (ОСО «тройки», «двойки» и т.п.) инстанциями к смертной казни, к разным срокам заключения в лагерях и тюрьмах или к ссылке. По различным предварительным оценкам за период с 1921 по 1985 г. в эту категорию попадает от 5 до 5,5 миллиона человек.

2. Другая массовая категория репрессированных по политическим мотивам – крестьяне, административно высланные с места жительства в ходе кампании «уничтожения кулачества как класса». Всего за 1930-1933 гг., по разным оценкам, вынужденно покинули родные деревни от 3 до 4,5 миллиона человек.

3.Третья массовая категория жертв политических репрессий – народы, целиком депортированные с мест традиционного расселения в Сибирь, Среднюю Азию и Казахстан. Всего количество высланных (средняя оценка) 2 461 000.

Ста́линские репре́ссии — массовые политические репрессии, осуществлявшиеся в СССР в период сталинизма (конец 1920-х — начало 1950-х годов). Количество непосредственных жертв репрессий (лиц, приговорённых за политические (контрреволюционные) преступления к смертной казни или лишению свободы, выселенных, сосланных) исчисляется миллионами.

Кроме того, исследователи указывают на серьёзные негативные последствия, которые эти репрессии имели для советского общества в целом.

Одним из мотивов репрессий считают стремление насадить в стране атмосферу страха и доносительства, чтобы сделать невозможной любую попытку поставить под сомнение власть верхушки ВКП(б) и лично Сталина.

Другим мотивом могло быть стремление провести «кадровую революцию» — заменить излишне принципиальных и самостоятельных «старых большевиков» новыми людьми, лично преданными только Сталину и готовыми выполнять любые указания «сверху». «Кадровая революция» могла быть и частью политики переписывания истории, поскольку вела к уничтожению тех, кто ранее активно участвовал в революционной борьбе и знал о настоящей роли тех или других деятелей. Главным организатором репрессий был сам Сталин; политику репрессий активно поддерживали и многие его соратники — Молотов, Каганович, Хрущёв и другие.

1.1. Репрессии на Пермской земле

Северное Прикамье стало одним из мест политической ссылки. Помимо Перми, репрессированных определяли для отбытия наказания в небольшие города на севере края: Соликамск, Усолье, Чердынь. 10 августа 1922 г. принят декрет ВЦИК «Об административной высылке», он и стал основным документом в борьбе власти с членами «антисоветских партий». В июне 1923 г. в Пермь прибыли 89 грузинских меньшевиков, которых предполагалось отправить в Чердынь.

К 1925 г. сложилась колония политссыльных в Чердыни (меньшевики, эсеры, анархисты), которые периодически устраивали акции протеста в защиту своих прав. В 1927 г. образуется армянская колония политссыльных в селе Кудымкар, центре Коми-Пермяцкого национального округа, в основном состоящая из членов партии Дашнакцутюн («Армянское революционное содружество»). Кроме армян здесь отбывали срок и бывшие члены партии эсеров.

С конца 1920‑х гг. в прикамской ссылке оказываются деятели партийной оппозиции, бывшие большевики. В июне 1934 г. сюда же сослан известный поэт О. Э. Мандельштам, но в июле ему по болезни заменили место ссылки на Воронеж.

В годы индустриализации советская власть столкнулась с нехваткой рабочей силы. Решение кадровых проблем нашлось в виде административного закрепления рабочей силы и широкого использования подневольного труда заключенных, спецпереселенцев.

Первым опытом масштабного использования принудительного труда на территории Прикамья можно считать строительство Красновишерского бумажного комбината. В 1929 г. созданы Вишерские лагеря особого назначения. Количество рабочих, занятых на строительстве и подсобных работах, увеличилось с 800 человек в апреле 1930 г. до 16 000 человек в сентябре 1931 г. Соответственно выросло и население Вишерских лагерей. Значительное количество заключенных Вишерского лагеря были политическими.

Красновишерский целлюлозно-бумажный комбинат был построен за 18 месяцев вместо плановых 27 месяцев. Такой «успешный» опыт использования труда заключенных послужил примером для многих предприятий Прикамья. Уже в начале

1930‑х гг. более трех тысяч заключенных пермской колонии № 5 трудились на строительстве новых цехов Молотовского пушечного завода, новых заводов – Суперфосфатного, № 19 (авиамоторного), комбината «К» (будущий Пермский пороховой завод). В дальнейшем количество колоний и лагерей, заключенные которых были заняты на стройках и производстве, постоянно росло.

Только по неполным данным в Пермском Прикамье с августа 1937 г. по ноябрь 1938 г. было арестовано около 8 тыс. человек, из них более 5 тыс. расстреляно.

Массовые репрессии задели все слои пермского общества – от директоров заводов и руководителей города до чернорабочих (Приложение 1, 10)

С началом войны в Молотовскую область было эвакуировано 124 промышленных предприятия. Среди них было немало военных, которые часто размещались на территории уже существовавших в Перми (тогда Молотове) военных заводов. Например, на производственных площадях завода им. Кирова разместились 5 эвакуированных пороховых предприятий1. С предприятиями эвакуировались рабочие и инженеры, технические и конструкторские бюро. В их числе было как минимум два особых бюро, в которых работали заключенные, в большинстве своем «враги народа». Это были осужденные по 58-ой статье УК ученые-изобретатели. 

В  первые месяцы Великой Отечественной войны в Молотовскую область прибыли сотни промышленных предприятий с западных регионов страны. В годы войны в Прикамье широко использовался труд «мобилизованных немцев» (с 1942).

За годы войны в Прикамье было арестовано по политическим мотивам около 5 тыс. человек.

После смерти Сталина репрессивная политика государства не изменилась. С 1972 г. на Пермской земле появились специальные лагеря для политических заключенных – Пермь-35, -36 и -37 (37‑й появился в 1974 г.).

1 Степанов М.И. Оборонный комплекс Западного Урала. // И помнит мир спасенный… (Материалы научно-практической конференции 27 апреля 2005 г.) – Пермь, 2005. С. 20. 

Глава 2. Пермский край – место политической ссылки

2.1.Писатели, отбывавшие срок в Пермском крае

30 октября – День памяти жертв политических репрессий. В СССР под сталинские репрессии попадали как рядовые граждане, так и видные деятели науки и искусства. Очень часто дела были сфабрикованы и строились на доносах, не имея под собой никаких других доказательств. Тему репрессий описали в своих произведениях А.Рыбаков («Дети Арбата»), А.Солженицын («Архипелаг ГУЛАГ»), В.Шаламов («Колымские рассказы»), А.Ахматова (поэма «Реквием»)… 

Варлам Шаламов

В арлам Шаламов (1907-1982) - русский советский прозаик и поэт. Создатель одного из литературных циклов о жизни заключённых советских исправительно-трудовых лагерей в 1930-1956 годах.

19 февраля 1929 г. Шаламов был арестован за участие в подпольной троцкистской группе и за распространение дополнения к «Завещанию Ленина». Как «социально вредный элемент» был приговорен к трем годам исправительно-трудовых лагерей.

Срок отбывал в Вишерском лагере (Вишлаге) в Соликамске. В 1932 году Шаламов возвратился в Москву, работал в ведомственных журналах, печатал статьи, очерки, фельетоны.

О сип Мандельштам

Осип Мандельштам  (1891-1938) - русский поэт, прозаик и переводчик, эссеист, критик, литературовед. Один из крупнейших русских поэтов XX века.

Первый раз Осипа Мандельштама арестовали в мае 1934 года. Но времена были еще довольно «вегетарианские». Поэта с женой отправили в ссылку в Пермскую область. Благодаря заступничеству тогда еще всесильного Николая Бухарина, семье Мандельштамов разрешили переехать в Воронеж.

В мае 1937 год года заканчивается срок ссылки, и поэт неожиданно получает разрешение выехать из Воронежа. Они с женой возвращаются ненадолго в Москву. В 1938 года Осип Эмильевич был арестован вторично. После чего был по этапу отправлен в лагерь на Дальний Восток. Осип Мандельштам скончался 27 декабря 1938 года от тифа в пересыльном лагере Владперпункт (Владивосток).

Реабилитирован посмертно: по делу 1938 года в 1956, по делу 1934 года в 1987 г. Местонахождение могилы поэта до сих пор неизвестно.

Мемориальная доска (Приложение 9)

Лев Николаевич Правдин

П равдин Лев Николаевич родился 3 июля 1905 года в с. Заполье Псковской обл. Умер: 15 августа 2003 г., г. Пермь. Русский,

беспартийный, журналист. Арестован 9 января 1938 г. Особым совещанием при НКВД СССР приговорен пост. ст. 58-10 (контрреволюционная пропаганда или агитация) и 58-11 (контрреволюционная организационная деятельность) к 8 годам заключения в ИТЛ. Особым совещанием при МГБ СССР 17 декабря 1949 г. сослан на поселение. Реабилитирован Верховным судом СССР 16 апреля 1955 г.

После освобождения и реабилитации стал работать в Пермском (Молотовском) книжном издательстве.

Член Союза писателей с 1934 г. Автор романов «Область личного счастья», «На севере диком», «Мальвы цветут», «Новый венец», «Ревизор», «Море ясности», «Океан бурь», «Бухта «Анфиса», «Зал ожидания» и др. 10

На оренбургском материале создал пьесу «Обновил», много рассказов и очерков, повесть «Трактористы», роман «Берендеево царство».

За плодотворную литературную деятельность награжден медалью «За доблестный труд в ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина», орденами «Знак Почёта» (1975), Дружбы народов. Удостоен звания «Заслуженный работник культуры» (1980).

Лауреат областной премии имени А. Гайдара.

Мемориальная доска (Приложение 8)

2.2.Репрессированные писатели Прикамья

Олег Иванович Воробьев

О лег Иванович Воробьев (р. 1939). Уроженец Перми. Образование незаконченное высшее, учился в Московском педагогическом институте и на филологическом факультете МГУ, откуда отчислен в 1966 г. за участие в декабрьской демонстрации 1965 г. на Пушкинской площади в защиту арестованных писателей А. Синявского и Ю. Даниэля. Арестован в сентябре 1970 г. Наказание отбывал во Владимирской тюрьме и ИТК-36 («Пермь-36»). Фото из следственного дела.

Зубов Андрей Никифорович

Зубов Андрей Никифоровичродился 25 ноября 1899 г. в д. Верх-Иньва Кудымкарского района в крестьянской семье.

Из материалов Пермского государственного архива социально- политической истории (Фонд 641/1, Опись 1, дело 7029), (Приложение 2, 3) Окончив Верх-Иньвенскую сельскую школу, четыре года учился в Юрлинском высшем начальном училище. Работал два года телеграфистом. В 1919—1922 гг. служил в Крас­ной Армии. В 1922 г. Учился в Сыктывкарском Коми инсти­туте и одновременно работал в Коми издательстве. В 1923 г. А. Н. Зубов поступил на филологический факультет Перм­ского госуниверситета, одновременно работал учителем, заве­дующим детским Домом, преподавателем в Пермской партийной школе. В процессе своей деятельности продолжал работать над созданием коми-пермяцкой письменности.

После окончания университета в 1927 г. Зубов возвратился на родину, в течение пяти лет работал преподавателем естествознания Кудымкарского педагогического техникума.

В 1934 г. А. Н. Зубов становится аспирантом Пермского научно-исследовательского института. В 1935 г. окончил курсы усовершенствования агрономов-плодоводов при плодово-овощеводческом институте шт. Мичурина. Некоторое время работал по этой специальности.

Писать А. Н. Зубов начал с 1922 г. Его стихи печатались в газетах и литературно - художественных сборниках округа, в журналах Коми АССР ( «Мы пионеры», «Я пионер», «Шагаем вперёд», «В мастерской», «В лесу», «Ласточка», «Сегодня», «Масленица» и другие. Первый его сборник стихов вышел в Центриздате г. Москвы в 1929 г. Он много сделал по развитию коми-пермяцкой письменности и литературного языка.

А. Н. Зубов — автор многих первых учебников и учебных пособий, терминологического словаря, знаток устного народнопоэтического творчества. Им был собран богатый материал коми-пермяцкого фольклора (Песни «Ой моя, деревня», «Лён»…). В 1935 г. в Кудымкаре был издан отдельный сборник со сказками («Иван-дурак», «Три сестры», «Медведь да мужик» и другие).

Он — основоположник коми-пермяцкой литературы. Им сочинены поэмы: «Бездомная кукушка», «Сердечная боль», «Как живёте-можете, коми-народ?» и др. Его переводы на коми-пермяцкий язык: «Школа» А.Гайдара (в 1934г), «Женитьба» Н.Гоголя (в 1929г), «Солнечная» К.Чуковского (1934г)и др. С 1934 г. А. Н. Зубов — член Союза писателей СССР.

В 1937 г. был арестован, обвинен в принадлежности к контрреволюционной повстан­ческой организации, а также в причастности к германской разведке. Расстрелян 8 сентября 1937 г. В 1956 г. реабилитирован посмертно. Архивное дело (Приложение 11).

В начале 90-х гг. XX в. учреждена литературная премия им. А. Н. Зубова, которая при­суждается за достижения в области поэзии. В разных издательствах страны: в Кудымкаре, Сыктывкаре, Москве — напечатано около 15 литературно-художественных изданий и учебных пособий для учащихся. Он прожил короткую жизнь, но она была насыщена учением и трудом. Любое дело в его руках спорилось, на всё у него хватало времени и сил

2.3. Памятники репрессированным

Фото памятника:

Приложение 4

Координаты:

58.014320,56.267465

Место установки:

г. Пермь, Свердловский район, Егошихинское кладбище.

Материал:

бетон, металл.

Размеры:

высота звонницы – 6,3 м, ширина у основания – 3 м

Когда и кем установлен:

30 октября 1996 г. по инициативе Пермского регионального отделения международного общества «Мемориал» на пожертвования жителей Перми, а также при финансовой и организационной поддержке областной и городской администраций.

Автор памятника:

Михаил Футлик.

Автор фото:

Роберт Латыпов.

Исторические сведения:

Сколько человек пострадало в годы политических репрессий в Пермском крае?

Надпись:

«Памяти жертв политических репрессий».

«О, люди! Люди с номерами, вы были люди, не рабы.

Вы были выше и упрямей своей трагической судьбы.

Анатолий Жигулин».

Современное состояние памятника:

Существует

Дополнительные сведения:

выполнен в форме звонницы, основу которой составляют грубые бетонные столбы, символизирующие лагерные заборы с «колючкой», и установленные на звезду, как наиболее известный символ советской власти.

Место для Памятника также выбрано неслучайно. Он установлен на западном склоне Егошихинского кладбища, напротив следственного изолятора (в 1930 – 1940-е годы это была тюрьма НКВД №1). По воспоминаниям старожилов в печально известные годы «Большого террора» (1937–1938) трупы арестантов, которые умирали от пыток и невыносимых условий содержания, вывозились по ночам из тюрьмы и спешно хоронились в логу речки Егошихи. Сегодня лог занят под гаражи и дачные участки.   

Памятник на Егошихинском кладбище по общему признанию является на сегодняшний день основным мемориалом жертвам политических репрессий в Пермском крае. Сюда приходят не только бывшие репрессированные и их родственники, но и молодые люди, неравнодушные, желающие понять трагические страницы истории своей родины. У подножия Памятника возлагают цветы, зажигают поминальные свечи, читают стихи, рассказывают собравшимся о погибших родственниках, проводят субботники по благоустройству территории. Это место печали и скорби. Но это и место познания нашей непростой истории, честные выводы из которой мы призваны взять с собой в будущее.

Фото памятника:

Приложение 5

Координаты:

58.110318, 57.797276

Место установки

Пермский край, г. Лысьва, Поповский сад

Материал:

Камень

Размеры:

Высота - 2 м, ширина - 0,8 м

Когда и кем установлен:

29 октября 2015 г., по инициативе Рудольфа Ивановича Протасевича, председателя Лысьвенского филиала общества «Мемориал», и при поддержке администрации Лысьвенского городского округа.

Автор памятника:

Рудольф Иванович Протасевич

Автор фото:

Дмитрий Окунцев

Исторические сведения:

Лысьвенский район

Надпись:

Жертвам политических репрессий 30 – 50-х годов XX века

Вам, испившим чашу несправедливости.

Помни, родина, нас всех, кто погиб безвинно.

Будь милосердна и возврати нас из небытия.

Современное состояние памятника:

Существует

Фото памятника:

Приложение 6

Координаты:

58.311587, 57.857404

Место установки:

Пермский край, Чусовской район, Музей истории реки Чусовой.

Материал:

камень.

Когда и кем установлен:

в 1996 г. по инициативе директора Музея истории реки Чусовой Л. Д. Постникова.

Автор памятника:

Леонард Постников

Автор фото:

А. Новиков

Исторические сведения:

История колонии и музея Пермь-36

Надпись:

Заблудилась душа моя в звездах, закричал я во сне и проснулся, поздно жизнь мне менять, но не поздно лба холодным трехперстьем коснуться. Обратить свои очи к Востоку, вспомнить восемь стихов от Матфея и предаться слезам и восторгу, перед словом Господним».

«Эти стихи были выцарапаны на бетонной поверхности стола штрафного изолятора зоны № 36 политзэком, писателем Львом Тимофеевым» (верхняя табличка)

«В Чусовских политзонах № 35 и 36 отбывали срок многие узники совести» (нижняя табличка).

Современное состояние доски:

Cуществует

Фото памятника:

Приложение 8

Координаты:

58.005094, 56.222468

Место установки:

г. Пермь, Ленинский район, улица Борчанинова, дом 14.

Материал:

металл.

Когда и кем установлен:

6 июля 2004 года по инициативе Пермского отделения Союза журналистов и Департамента культуры администрации Пермской области.

Автор доски:

скульптор Виктор Буторин

Автор фото:

Роберт Латыпов.

Исторические сведения:

Сколько человек пострадало в годы политических репрессий в Пермском крае?

Надпись:

В этом доме с 1982 по 2003 гг. жил и работал писатель Лев Николаевич Правдин. /3.07.1905 - 15.08.2003

Современное состояние доски:

существует

Дополнительные сведения:

Правдин Лев Николаевич. Родился 3 июля 1905 года. Русский, беспартийный, журналист. Арестован 9 января 1938 г., 11 июня 1940 г. Особым совещанием при НКВД СССР приговорен по ст. ст. 58-10 (контрреволюционная пропаганда или агитация) и 58-11 (контрреволюционная организационная деятельность) к 8 годам заключения в ИТЛ. Особым совещанием при МГБ СССР 17 декабря 1949 г. сослан на поселение. Реабилитирован Верховным судом СССР 16 апреля 1955 г.После освобождения и реабилитации стал работать в Пермском (Молотовском) книжном издательстве.Член Союза писателей с 1934 г. Автор романов «Область личного счастья», «На севере диком», «Мальвы цветут», «Новый венец», «Ревизор», «Море ясности», «Океан бурь», «Бухта «Анфиса», «Зал ожидания» и др. На оренбургском материале создал пьесу «Обновил», много рассказов и очерков, повесть «Трактористы», роман «Берендеево царство».За плодотворную литературную деятельность награжден медалью «За доблестный труд в ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина», орденами «Знак Почёта» (1975), Дружбы народов. Удостоен звания «Заслуженный работник культуры» (1980).

Лауреат областной премии имени А. Гайдара.

Умер в г. Перми 18 августа 2003 года.

Глава 3. Стихи репрессированных писателей.

О. Мандельштам

Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит не полразговорца,
Там припомнят кремлевского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
А слова, как пудовые гири, верны.
Тараканьи смеются усища,
И сияют его голенища.
А вокруг его сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей,
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет.
Как подковы, кует за указом указ –
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь,
кому в глаз.
Что ни казнь у него, то малина,
И широкая грудь осетина.

 Это стихотворение представляет собой эпиграмму на Сталина. « Мы живём , под собою не чуя страны» - отклик на страшную советскую действительность тридцатых годов. Мандельштам очень точно описывает приметы того времени. Огромное государство предпочитало молчать: « Наши речи за десять шагов не слышны…» За любое неугодное власти слово можно было попасть в лагеря или под расстрел. 

В. Шаламов

Сам Шаламов отвечал на этот вопрос так: лагерная тема столь невероятно велика, что здесь разместятся несколько Львов Толстых, и никому не будет тесно.

Первым, к кому он обратился со своими стихами, еще с Колымы, и первым, к кому он пришел 13 ноября 1953 года, на следующий по приезде в Москву после восемнадцати лет лагерей и ссылки день, был Борис Пастернак. 

Поэту
(Отрывок)
Борису Пастернаку

В моем еще недавнем прошлом,
На солнце камни раскаля,
Босые пыльные подошвы Палила мне моя земля. 16
И я стонал в клещах мороза,
Что ногти с мясом вырвал мне,
Рукой обламывал я слезы,
И это было не во сне.
Там я в сравнениях избитых
Искал избитых правоту,
Там самый день был средством пыток,

Что применяются в аду.
Я мял в ладонях, полных страха,
Седые потные виски,
Моя соленая рубаха
Легко ломалась на куски.
Я ел, как зверь, рыча над пищей.
Казался чудом из чудес

Листок простой бумаги писчей,
С небес слетевший в темный лес.
Я пил, как зверь, лакая воду,
Мочил отросшие усы.
Я жил не месяцем, не годом.
Я жить решался на часы.
И каждый вечер, в удивленье,
Что до сих пор еще живой,
Я повторял стихотворенья
И снова слышал голос твой.
И я шептал их, как молитвы,
Их почитал живой водой,
И образком, хранящим в битве,
И путеводною звездой.
Они единственною связью
С иною жизнью были там,
Где мир душил житейской грязью
И смерть ходила по пятам.

Стихотворение Шаламова — это своего рода парафраза пушкинского «Памятника», только «не душой в заветной лире», а «телом» на колымском снегу, в вечной мерзлоте обретают бессмертье тела заключенных.

 ***

Я много лет дробил каменья
Не гневным ямбом, а кайлом,
Я жил позором преступленья
И вечной правды торжеством.
Пусть не душой в заветной лире –
Я телом тленья убегу
В моей нетопленой квартире,
На обжигающем снегу.
Где над моим бессмертным телом,
Что на руках несла зима,
Металась вьюга в платье белом,
Уже сошедшая с ума.
Как деревенская кликуша,
Которой вовсе невдомек,
Что здесь хоронят раньше душу,
Сажая тело под замок.
Моя давнишняя подруга
Меня не чтит за мертвеца,
Она поет и пляшет – вьюга,
Поет и пляшет без конца.

Но еще сильнее и ярче христианский, по существу, максимализм поэта выражен в предельно исповедном, даже покаянном стихотворении:

Меня застрелят на границе,
Границе совести моей,
И кровь моя зальет страницы,
Что так тревожили друзей.
Когда теряется дорога
Среди щетинящихся гор,
Друзья прощают слишком много,
Выносят мягкий приговор.
Но есть посты сторожевые
На службе собственной мечты,
Они следят сквозь вековые
Ущербы, боли и тщеты.
Когда в смятенье малодушном

Я к страшной зоне подойду,
Они прицелятся послушно,
Пока у них я на виду.
Когда войду в такую зону
Уж не моей – чужой страны,
Они поступят по закону,
Закону нашей стороны.
И чтоб короче были муки,
Чтоб умереть наверняка,
Я отдан в собственные руки,
Как в руки лучшего стрелк

Заключение

Пермский край и город Пермь большую часть своей истории были местами политической ссылки, тюремного и лагерного заключения. Для тысяч ссыльных и заключенных Пермский край стал территорией страданий и несвободы. Эта история не забыта. Сейчас в Пермском крае действует Мемориальный центр истории политических репрессий «Пермь-36», созданный на месте бывшего сталинского лагеря ГУЛАГа и политического лагеря, просветительский центр «История тюрьмы НКВД № 2», расположенный в бывшей тюрьме и промышленной колонии сталинского времени. Есть электронная Книга памяти жертв политических репрессий Пермского края.

Наш долг: донести мысль о том, что от необоснованных обвинений в годы репрессий никто не был застрахован. Даже известнейшие люди того времени: ученые, заслуженные деятели культуры, а также их родные не миновали участи «врагов народа».

Ссыльно-тюремная история Пермского края может служить напоминанием о страшных временах политических репрессий и способствовать тому, чтобы эти события никогда не повторялись.

Самый же важный из не отданных нами долгов - это имена жертв. Это серьезная проблема. Мое предположение о том, что молодежь знает о годах репрессий не подтвердилась. Мои одноклассники не знают о репрессиях, не знают имена репрессированных писателей, а память о репрессированных людях должна быть жива! Пусть работой не решается проблема, но важную частичку я внес. Заставил ребят задуматься о том страшном времени и раскрыл имена репрессированных писателей Пермского края, но это лишь их малая часть. Работа будет продолжена. Моя задача - раскрыть имена репрессированных писателей Пермского края и рассказать об этом людям.

Список литературы

1.Варлам Шаламов «Шерри-бренди» (рассказ из книги «Колымские рассказы»)

2.Варлам Шаламов В.Т. Кое-что о моих стихах, // Возвращение. Выпуск 5. Москва, 1991;

3.Зубов, А. Н. Бöрйöм произведеннёэз / А. Зубов, М. Лихачёв. – Кудымкар : Пермскöй книжнöй издательство, Коми-пермяцкöй отделеннё, 1989. – 438, [1] с. : ил. – Пер. загл.: Избранные произведения. – На коми-перм. яз.

4. Надежда Мандельштам «Воспоминания. Книга первая» (1969)

5.Надежда Мандельштам «Воспоминания. Книга вторая» (1972)

6.Илья Эренбург «Осип Мандельштам» (эссе из книги «Портреты современных поэтов», 1922) 

7.Краткая Литературная Энциклопедия. М., 1975. - Т.8, с.581.

8.Шаламов В.Т., Собрание сочинений, т.4, с.339-356, с.346, 349.

9.Шаламов В.Т. О моей прозе, с.371.

10. Коми-Пермяцкий автономный округ на рубеже веков : справочное издание. – Кудымкар : Коми-Перм. кн. изд-во, 2000. – 392с. с. : ил.

11. Материалы Пермского государственного архива социально- политической истории: Фонд 641/1, Опись 1, дело 7029.

12.http://vokrugknig.blogspot.ru/

13.http://red-sovet.su/

14.http://permgaspi.ru/

15. http://pmem.ru/

16.https://www.livelib.ru/author/335496-lev-pravdin

17. Книга памяти жертв политических репрессий Пермской области.

18. Годы террора «Электронная книга памяти жертв политических репрессий»

19. http://kniga.pmem.ru/ Шевырин С Пермские «Шарашки» Глава13.

Приложение 1

Из воспоминаний Зинаиды Максимовны Бушуевой

 

     Я, Бушуева Зинаида Максимовна, родилась 24 сентября 1906 г. в Соликамском районе. Школу-семилетку окончила в Соликамске, затем двухгодичные бухгалтерские курсы в г. Перми. Всю жизнь работала бухгалтером, бухгалтером-ревизором, главным бухгалтером. В данный момент пенсионерка.

     В 1932 г. вышла замуж за Бушуева Владимира Георгиевича, уроженца города Очера. Родители мужа в Очере имели свой дом. Владимир Георгиевич работал в Камском речном пароходстве. Последнее место работы его – судостроительный завод «Кама» в Судозаводе, т. е. в Нижней Курье. Мы и жили в Судозаводе, имели двухкомнатную квартиру.     Детей у меня было трое: две дочери и сын (сын родился после ареста мужа).     Я работала бухгалтером в больнице, с дочерьми нянчилась няня-старушка.

     17 июля 1937 года я поехала в Пермь по служебным делам. Муж предложил купить билеты в театр. Шла новая постановка «Как  закалялась сталь». Выполнив все служебные дела, я поехала домой. Проходя мимо работы мужа, зашла к нему, но кабинет был закрыт, и секретарь не сказала, где он. Муж работал тогда начальником теплотехнической партии. Сдали шесть пароходов для канала Москва–Волга. Я пошла домой. Проходя мимо окон, заметила, что все книги разбросаны, и газеты, и бумаги – в комнате беспорядок.

     Спрашиваю у бабушки, что искал Владимир. Она плачет. Приходит соседка и говорит, что у нас был обыск, а Владимира арестовали и увезли.     В те годы арестовывали прямо у проходной. Арестовали многих рабочих, специалистов, был арестован и директор завода.

     Меня прорабатывали на профсоюзном собрании за мужа, исключили из профсоюза, и сразу же от меня все отвернулись. Из квартиры нас выселили, перевели в барак, в комнату 10 кв.м, а нас было четверо: двое детей, я и няня.     После ареста мужа на следующий день я поехала его разыскивать. Поехала в управление водного транспорта, но ничего там не узнала.     Разыскала его случайно, он сидел в камере и знал, что я его буду искать, и встал на окно. Теперь в этом здании железнодорожный техникум. Мне разрешали с ним свидания, но они проходили в присутствии следователя, и говорить разрешалось только о домашнем, о детях. Следователь был знакомым мужа, учились вместе, Новоселов.

     Прихожу я на очередное свидание 12 января 1938 г., муж говорит: «Если придешь в следующий раз, меня, возможно, не будет, не разрешат свидание, ты не бегай, меня не разыскивай».   14 февраля я приехала на свидание с мужем, меня не приняли, прошел мимо Новоселов, не здоровается, не обращает на меня внимания. Подходит дежурный и говорит, что свидание не разрешается, что Бушуева здесь нет.

     Я поехала разыскивать в пересыльную тюрьму и там ничего не узнала о нем. Так муж и пропал в неизвестности. Что делать? Поехала домой, в Нижнюю Курью. А вечером родила сына. Это было 14 февраля 1938 г. Как жить дальше? Поехала к матери в Пермь. Мама жила с сыном, моим братом Виталием, в комнате с подселением.

Комната 18 кв. метров. Мама приняла меня с детьми. Спали на полу. Я не работала. Потом по знакомству устроилась работать счетоводом. Меня несколько раз вызывали в управление, разговаривали и отпускали. Видимо, арестовать совесть не позволяла: у меня был грудной ребенок и дочери маленькие, старшей 4 года, младшей 2 года.

     В августе 1938 г. мама уехала с братом по малину, я с детьми была дома одна. Ночью приехал «черный ворон», следователь, понятые, предложили мне ехать с детьми до управления на несколько часов. Я ушла в летнем платье, сын был в одной рубашке и пеленке, девочки – в летних платьях. Обратно мы не вернулись. В управлении следователь, написав протокол, стал звонить по телефону в детские учреждения, определять дочерей. Говорит: «Мать срочно уезжает из города, нужно устроить девочек». Неле было 4 года, ее он определил в детский сад. Але было 2 года, ее – в дом ребенка. Пришел дежурный забирать их, они держались за мой подол, плакали. Дежурный отобрал их и увел. Я осталась с сыном Славой, ему было всего полгода. Нас посадили в «черный ворон» и увезли в пересыльную тюрьму. В тюрьме у меня взяли отпечатки пальцев. Я была как безумная, ничего не понимала. Меня стали обыскивать, искали иголки. Какие иголки? Только что оторвали двоих детей, я реву, а они ищут какие-то иголки. Поместили меня в палату при тюремной больнице. В палате со мной была женщина-уголовница, все просила у меня Славу, говорила: «Тебе в этапе одной легче будет». Но разве я могла отдать последнего ребенка?  И так я с ним прошла пять пересыльных тюрем.

     В тюрьме в дежурной я встретила двух знакомых мужчин, которые были арестованы как враги народа. Я сидела и плакала, они меня успокаивали, говорили, что скоро выпустят. Один стал рассказывать, как он играл с ребенком на полу и в этот момент явились его арестовывать и забрали. Второй мужчина был сотрудником мужа, мы когда-то все вместе работали в управлении Камского речного пароходства. Я все рассказала ему о муже.

     В тюрьме нас гоняли на прогулку на несколько минут, ходили по одному определенному месту. Сколько я просидела в тюрьме, не помню, долго. Мама несколько раз приходила, хотела меня видеть, передать теплые вещи, но не разрешили.

     И так я ушла по этапу в одном летнем платье. Нас вывели под конвоем, человек 50. Стояла лошадь, груженная разными котомками заключенных. Меня с ребенком посадили среди котомок на телегу. Так проехали мы через весь город, от  Разгуляя до Перми II. Проезжали по знакомым улицам. На углу улиц Кирова и Куйбышева я увидела маму всю в слезах и сестру Нину. Мама не могла идти, а сестра пошла на Пермь II. Она просила конвой передать мне теплые вещи и продукты, ничего не приняли и ее ко мне не подпустили. Она стояла на перекидном мосту и ждала, когда нас отправят.

     В этапе из 50 человек женщин было двое. Кроме нас двоих, все были уголовники, воры, разная шпана. Они ухитрялись на станциях стащить конфет и пряников. Толкали Славе и говорили: «Ешь, пацан». Предлагали нести его, но я боялась дать сына. Повезли нас в Свердловск. Уголовники ехали в специальных вагонах, я ехала в общем пассажирском вагоне. На дорогу мне дали кусок  черствого черного хлеба и хвост селедки, ребенку ничего не дали. Слава плакал, а молока у меня уже не было. Пассажиры сочувствовали и давали ребенку что-нибудь.

    

В Свердловской пересыльной тюрьме меня втолкнули в камеру, где были женщины уголовницы, их звали «урками». Народ страшный, пьяницы. Меня встретили жестоко, с матом. Указали мне место около «параши». «А, явилась, враг народа!» Меня предупредили раньше, чтобы я с «урками» не связывалась, народ страшный. Я и молчала, не возражала им.

     Принесли мне ужин, они все отобрали. Была суббота. Они каким-то образом ухитрились напиться браги. Все были пьяные, вульгарные. Одна из осужденных родила прямо в камере и задушила своего ребенка грудью...
     В Курганской пересыльной тюрьме, началась перекличка. Надо было отвечать фамилию, год рождения и какая статья, за что судим, свой срок. Мы не знаем своей статьи и за что осуждены. Конвой сердится, материт нас, кричит: «Ваша статья – «враги народа»...

     В Петропавловской тюрьме мы были недолго. Ночью нас вызвали на этап и сказали, что будет последняя тюрьма – Акмолинск. Из Акмолинской тюрьмы нас на машинах повезли на 26-ю точку, где наш лагерь.
     В кузове нас было двое: Катя с девочкой и я с сыном. Уже был сентябрь месяц, холодно. Мне Катя дала кофту. Бросили нам сено. Я Славу закутала в кофту и укрыла сеном. Ехали 60 км по степи. Было страшно холодно. Приехали в лагерь ночью. Поместили нас в изолятор. Слава заболел, было у него крупозное воспаление легких. Медикаментов нет, ребенка не лечили, надеялись на его организм. Сын справился с болезнью.

     Лагерь наш находился в степи, обнесен высоким забором, колючей проволокой. Летом была страшная жара, а зима холодная, с буранами. В столовую ходили по веревочке, чтоб не замело бураном.     Мы были лишены всякой переписки, оторваны от всего мира. Мама не знала, где я, я не знала, где мои дочери.     В лагере нас, женщин, было 12 000 всякой национальности. Были женщины с высшим образованием и домашние хозяйки. Народ трудолюбивый, выносливый, несмотря на всякие переживания.

     Со Славой (сыном) я просидела до весны. Потом в лагере открыли детские ясли-садик, так как матерей прибавилось: кого из дому отправили с ребенком, кто родил в дороге. Забрали наших детей. Свидание разрешали раз в месяц. Дети начали отвыкать от родителей. Мне предложили работу в бухгалтерии, я отказалась. Боялась потерять разум. Отдала троих детей, нет мужа. Как тут выжить! Пошла на самую тяжелую работу, физическую. Зимой была на снегозадержании в степи, мы ходили туда при любых морозах. Охранял нас конвой, два человека, а нас было человек 100. Выводили за зону, в степи. Нас оставляли работать, а сами уходили в теплые места. Конвой говорил: «Никуда вы не убежите, кругом степь, бегом побежите в зону».

     Так мы и работали. Зимой еще ходили и на озеро жать камыш: лагерь отапливался камышом. Была установлена норма. Мы старались не только выполнить норму, но и перевыполнить. Делали по полторы нормы. Конвой с нами на камыш не ходил. Были только бригадиры из заключенных. Целый день в снегу. Ходили в ватных брюках и ватных куртках. На ногах тряпочные бурки.
Приходили вечером все промокшие, голодные. Утром давали по 400 г хлеба и баланду. Не знали, что делать с хлебом: съесть утром или оставить на вечер.

Выручали швейники – женщины. Они нам, «наружным рабочим», ложили свой хлеб под подушки. А мы и рады были добавкам и благодарили женщин. Мы же приходили озябшие. Сушилок не было. Сушили, как придется. Развесим на нарах, а белье к утру и не высохнет. Потом придумали спать на сыром, сушили своим телом что можно. Утром уходили на работу в  непросушенном белье.

     В лагере были хозяйственная часть, цехи вышивания, швейный, большое огородное хозяйство. Выращивали помидоры, огурцы, дыни, арбузы, картофель, рыли арыки, воды же не было. Поливали вручную. Урожай был очень хороший. Летом я работала грузчиком. Разгружали машины с овощами. Мешки спускали в подвалы, в закрома. Грузчиков нас было двое, а мешки килограммов 50. Бросали нам на плечи по мешку, да еще и подгоняли: «Быстрее, быстрее, скорей разгружайте машину!» А мешок нужно было отнести вниз, в подвал, и высыпать в закрома.  
     Потом меня перебросили работать в столовую уборщицей. Нужно было вымыть котлы, залить водой, котлы были по 30–50 ведер, а котлов штук 20. Вымыть кругом полы: в столовой, кухне и в подсобках. Бригада у нас была из 12 человек. И здесь торопили: «Носи скорей воду, заливай котлы». Приходилось бегать всю смену бегом, по лужам, воду носили в ведрах.

     Но бригадир у нас была хорошая, Галя, из заключенных. Относилась к нам хорошо. Всегда после смены старалась покормить нас чем-нибудь вкусненьким, чтоб не видела администрация...     Переписку нам разрешили в лагере через 4 года, и то только тем, у кого дети были в детдомах, чтобы разыскать их. Так я наугад написала в дом ребенка г. Перми. Мне пришел ответ, что моего ребенка забрали родственники, кто – не сказали. Оказывается, мама разыскала дочерей и забрала их. Потом уж мне рассказали, как их нашли...

     После смерти Сталина началась реабилитация. Я вернулась в Пермь, жили на квартирах, дети продолжали учебу. В 1957 г. меня реабилитировали. Получив справку, я начала хлопотать насчет квартиры, дали пособие денежное с последнего места работы до ареста, купили всем по пальто, жили до этого на квартирах. За угол приходилось платить 30 рублей. А угол был таков: одна кровать, столик и стул.     Аля окончила техникум и уехала в Соликамск. Мы жили втроем. Слава работал и учился в вечерней школе, Неля работала. Спали на кровати по очереди. Один на кровати, двое на полу...

     В Дзержинском ЖКО (я жила до ареста в Судозаводе) мне не отказывали и не давали квартиру. Меня научили написать в обком партии. Я все подробно описала и с заявлением опустила письмо в пятницу, а в понедельник уже меня вызвали за получением ордера на квартиру к начальнику ЖКО Дзержинского района. Дали комнату с подселением в коммунальной квартире без всяких удобств. На 18 кв.м. Но мы так были рады! Своя квартира! Аля вернулась из Соликамска, Неля работала в больнице, Слава – на телефонном заводе. Это было в ноябре 1957 г. Прошло 20 лет! Слава ушел в армию, Неля вышла замуж и уехала в Севастополь.

     Когда Слава пришел из армии, я подала заявление о расширении жилплощади на сессию горисполкома. И нам дали двухкомнатную квартиру в Закамске. Так закончились все мои хождения по мукам в феврале 1963 г.  

    В 1957 г. я получила справку о реабилитации мужа посмертно и денежное пособие с его места работы в сумме его заработка, в Судозаводе, а позднее получила по списку за конфискованное имущество деньги. Но какой это был список, там и половины имущества не было записано.  Всех денег нам хватило только для покупки всем пальто: девочкам зимние, а нам с сыном демисезонные, тумбочку-этажерку да кровать. И то тогда мы были рады и этому...

     Когда я была с сыном в тюрьме, разгуляйской, сын был маленький. Нас поместили в тюремный изолятор. Окна выходили к кладбищу. Ночами ребенок плохо спал, и я ходила с ним, укачивала его на руках. Ночью было тихо, и слышалось за окном, будто бы подходили подводы, копали лопатами, создавалось впечатление, что тут, под тюремной стеной, велись захоронения. Но кого там хоронили: или тех, кто умирал в тюрьме, или привозили расстрелянных, – не знаю. Еще только: в это же время в камере тюрьмы находился мужчина, говорили, что это был депутат. За него должны были голосовать, а его арестовали. Он кричал, бил в двери. Кто это был, тоже не знаю. Он тоже был в больничной камере. Мы ушли на этап, а он остался.

     В Казахстане, в лагере, уже в 1942 г. наш женский лагерь объединили с мужским. У них, у мужчин, было несколько бараков. Они умирали как мухи. Очень много умирало мужчин. Были, в основном, старики, или они нам такими казались. Хоронили их тоже ночью. У поварихи, которая работала со мной, из вольных, муж возил покойников. Так он каждую ночь возил умерших. Из женщин я не помню, чтобы кто-то умер, а из мужчин умирали многие. Женщины болели, в основном, простудными заболеваниями, но и с температурой ходили на работу.     Были среди нас и кабардинки, и грузинки, и украинки, корейки, русские, башкирки. Из Перми нас было:

     Петрова Александра Ивановна. Мы с ней вместе шли по этапам. Ей было дано 8 лет. Я ушла за зону через 4,5 года, а она осталась в зоне, и больше я о ней ничего не знала. Она из Мотовилихи, жила на 1-й Вышке. Потом в Перми уже в 1947 г. мы встретились с ней. У нее было 5 детей. Последнее время она жила с дочерью и зятем (он какой-то даже обкомовский работник), два сына у нее погибли на фронте. Одна из дочерей, учительница, после окончания университета уехала по направлению. Ее звали Зоя. Это младшая из дочерей. Внука, сына одного из погибших сыновей, воспитывала Александра Ивановна.
     Мария. В лагере работала возчиком-ассенизатором. Тоже жила в Мотовилихе со взрослой дочерью. За работу ей давали молоко и хлеб. Она делилась со мной.     

Батракова Надежда Федоровна – врач. После возвращения жила в Перми на улице Революции, воспитывала приемную дочь Валю.

     Снохи Чесноковы: Надя, и не помню, как другую звали. В лагере они работали на хозработах. Надя после освобождения работала в Пермском оперном театре костюмершей-портнихой, жила с дочерью где-то на улице Горького. 
     Гилева Анна Петровна. В лагере мы с нею жили в одной мазанке, когда еще были с ребятами. У нее была дочь Вера, ровесница Славы. Дома у нее осталось много детей. Кто-то даже умер без нее. Вера потом окончила фармацевтический техникум.

     Из Вологды были Некрасова Мария, Командирова с сыном Сережей, Комиссарова с дочерью 5 лет. Из Ленинграда Женя Еременко. Работала на хозработах. Мы спали с ней на одних нарах. Я вверху, она внизу.

Маруся Плаксина, не помню откуда. Хорошаева – тоже не знаю откуда. С Соболевой Катей шли этапом. Дорогой она родила дочь Нину...      С Камского речного пароходства были арестованы Галанинский Петр Федорович. Я работала с ним в одном отделе. Крупочкин Александр Михайлович. Кандалинцов – директор, Галкин – инженер-механик, техники Скобцев, Калюнин...

      P.S.  Бушуева Зинаида Максимовна, записавшая эти воспоминания, умерла 25 апреля 1992 г. в возрасте 85 лет в г. Перми.

     Нашлась дочь Александры Ивановны Петровой – Юлия Павловна Петрова, учительница, живет в Перми. Дочь Галанинского, Нонна Петровна Потапова, – преподаватель университета. Они успели встретиться с Зинаидой Максимовной. Воспоминаниям и разговорам не было конца...

Приложение 2

Пермский государственный архив социально- политической истории

Приложение 3

Работа в архиве г Перми

Приложение 4

г. Пермь, Свердловский район, Егошихинское кладбище.

Приложение 5

Пермский край, г. Лысьва, Поповский сад

Приложение 6

Пермский край, Чусовской район

Приложение 7

Памятник жертвам политических репрессий в г. Краснокамске.

Приложение 8

Памятная доска Л. Правдину г. Пермь

Приложение 9

Мемориальная доска И.Мандельштаму в г. Чердынь

Приложение 10

Из воспоминаний Валентины Николаевны Мельниковой

 

     Было это 20 октября 1942 г. Вдруг вызывают меня в милицию. Я пришла к тому, кто вызвал, показала повестку. Он говорит: «Посиди в коридоре». Я в коридоре час сижу, два сижу, до конца смены сижу. Он пошел домой, а я все сижу. Я говорю: «Вы уходите, а как же я?» Он: «Давай документы». Подаю. Он: «Пошли со мной». Приводит меня к дежурному: «В КПЗ ее». Зачем? почему? – непонятно. Это было 20 октября. Сижу я там 10 дней. Людей – как сельдей в бочке. Спали не то что на полу, почти стоя спали. Кормили раз  в день. Гулять не водили. Никуда оттуда не выводили все 10 дней. Все сидят сутки, двое, трое. Никто меня не вызывает, никто ничего не предъявляет. А 30 октября увозят в другую тюрьму, где ТЮЗ. А КПЗ – на Ленина, 17. Посадили меня, сижу.

     Мне было 17 лет. Я никогда милиционера-то не видела, не то что тюрьму. За что, почему? Никто со мной не разговаривает. Никаких допросов не было – сразу под трибунал, и все. Военный трибунал был 11 декабря 1942 г. Приговорили к пяти годам тюрьмы по какому-то указу. Этот указ говорит о том, что я якобы сделала какие-то прогулы. Но никаких прогулов я не делала, числилась на хорошем счету. Работала я тогда на телефонном заводе (завод № 629). С октября 41-го. За год работы на заводе я прошла все операции. Я была в бригаде по ремонту агрегатов с фронта. И сколько на суде я плакала, чем больше плакала, тем меньше меня слушали. Я там была почти без сознания – ничего не помню, что они там говорили. Девчушечка с косичками, нигде никогда не была, а тут такое...

     Преступления никакого я не делала; может быть, я там что-то и подписывала. Они меня эти десять суток продержали и за них меня посадили, как потом это выяснилось. Десять дней, которые я просидела в КПЗ, сочли прогулом. Да разве я посмела бы прогулять!

     Я совершенно темная была, не знала даже, что можно писать жалобу. Потом уже начальник УРЧ Вотинов увидел это и заставил меня написать в Москву. Я написала в Верховный Совет. Верховный Совет меня освободил, но это было уже 9 марта 1945 г. Почти всю войну я просидела.     Сначала я в промколонии была, потом на Красном Октябре – там какой-то филиал был. Работала на Красном Октябре, из Камы вытаскивала багром деревья. Потом меня отправили в пересыльный пункт тюрьмы, это на Плоском было. Водили нас оттуда на Пермь I – чушки литые в вагон бросали. Эта чушка 10–15 кг, я еле-еле поднимала. Сейчас я буквально вся больная... Большую часть срока я там сидела. В конце меня расконвоировали. Я ходила без конвоя, работала сторожем. Сторож из меня! Я дрожала вся...

     Потом уже, когда документы в Москву отправили, начальник видел, что меня освободят, взял меня в отдел писать документы – не было людей совершенно...     Бумаги долго ходили. Когда пришли, меня тут же освободили и приняли вольнонаемной на работу...

 

  Политических у нас было больше. Очень много было нерусских: крымские татары и другие. Гибло их много. Не выдерживали они наших условий: холод, голод. Каждый в своем был. Никого не одевали. Кто в чем.

     Народ был какой-то сплоченный, друг другу помогали, давали, если у кого-то что-то есть. Но было очень голодно. Раз такой случай наблюдала. Тогда я уже работала вольнонаемной и была дежурной по столовой. Между двух дверей один нерусский схватил пайку хлеба, за ним побежали, он встал, наклонился, и, пока его еще не поймали и не побили, он все стоит и ест, ест, ест. На все шли.     Жуть, жуть. И вот это все я перенесла. Всю жизнь поломало. Так получилось, что не выучилась, специальности не получила. А желание было. И у меня очень хорошо все получалось, я все быстро схватывала... Все потеряла. Был у меня жених, ВАТУ раньше было. Он приезжал на усовершенствование. Ему дали направление в Москву работать. Мы с ним сходили в милицию, там надо было пропуск. Меня начальник колонии не выпустил. И он уехал. Надо было ехать с ним, а меня с работы не отпустили. Всю жизнь мне война перечеркнула. Замуж не вышла, как положено. За что сидела, не знаю...

     Мать у меня была уборщицей. Так я лет с десяти все мыла, матери во всем помогала. Ни от какой работы я не отказывалась и вела себя всегда хорошо. Да и характер у меня такой: я и с чертом уживусь.  Гибли, в основном, больные и те, у кого не было поддержки. Передачи все-таки принимали. А если он нездешний, значит, ему уже хуже доставалось.     Было, конечно, что уголовницы отбирали передачи. Они были нехороший народ.     И потом люди боялись: ведь ни за что сажали. Скажешь слово, его переиначат – и 10 лет.

     Строгость была ужасная. Отчим мой был уже пожилой. Война началась – его взяли в армию стрелком-охранником. Когда мы на Красном Октябре вытаскивали бревна, смотрю – он. Но он не мог ни передать мне ничего, ни поговорить со мной. Он плачет, и я плачу. Очень жесткая была дисциплина. Сразу на фронт отправят и все...

     Я все старалась правильно себя вести.     Нас на работу не возили, а водили. С Плоского до Перми I. Так под винтовкой и ведут. Водили еще на механический завод у Перми II. Там мы вату носили из вагонов. Положишь на себя тюк, и тебя не видно. Падали, вставали и снова несли.

     Мужчины и женщины выполняли одну работу. Меня один раз направили на пивзавод кочегаром! Я прихожу, девчоночка, говорю: «Меня послали к вам работать». Они хохочут, мужики здоровые: «Тебе лопату-то не поднять!» Спрашивают: «Откуда ты? Где живешь?» – «На Кирова». – «Так беги домой скорей, мамку повидай! А к пяти приходи». Потом меня послали дом сторожить: там ремонтировали, доски были и прочее. Самое большее, что я могла сделать в случае чего, так закричать, позвать людей. А если бы что там украли – судили бы, наверное. Но Бог миловал...

     В промколонии размещались на широких нарах по нескольку человек. На Плоском такие же нары были. Из досок. В чем работали, в том и спали. На голых нарах. Потом в пересыльном пункте уже были простыни, подушки. Сушилки были. В ограде стояла, вшивобойка называлась. Туда загружали одежду, прожаривали.     Бараки были мужские и женские. На ночь выставлялся дежурный. И конвоиры ходили. Но все равно на улицу в туалет не выйдешь: опасно.

   

  Заболела я там сыпным тифом. Вообще-то там был специальный барак для больных, но инфекционных отправляли в гражданскую больницу. Привезли меня туда, поставили конвоира в коридоре. Потом сказали ему: иди, бесполезно, она умрет. Он ушел. Вызвали мать попрощаться. Но выжила. Маленькая, худенькая, а выжила. Снова прислали конвой.

     На Красном Октябре, помню, раз совершенно все заболели гриппом. Ни одного врача или медсестры нет. Не помню, как это получилось, я врачом там стала. Не медсестрой, а врачом! Лекарств не было совершенно. А надо было на работу ходить. Что делали? Марганцем поясницу крестили, заваривали какую-то траву. Ему сеточку сделаешь, с собой травки дашь, да и организм сам борется – приходит: ой, доченька, спасибо!..

     Зарплаты никакой не платили. Не будешь работать – не получишь пайку. Выводят, говорят: вот это сделаете, тогда пойдете домой... Пайка была 400 г. Баланда. Картошкой иногда кормили. Цинга там была. Кто о нас будет заботиться, когда другому населению есть нечего...

     Я там даже балериной была! Раньше, когда я в 26-й школе училась, у нас год преподавала с Ленинграда, из хореографического. Когда я туда (на зону) попала, у нас там культмассовая работа велась. Я помню, что я выплясывала. Были люди, которые этим занимались, на репетиции ходили. А потом в столовой собирали народ, они смотрели. Почему люди этим занимались? Начальство приказывало. От работы освобождали по этому поводу. Лекции, беседы тоже проводились. Воспринималось это заключенными хорошо. Что говорилось о политике, воспринималось как правда... Действовала и пропаганда добросовестного отношения к труду. Делался акцент и на помощи фронту. И это действовало.

     Сейчас мне 73. Я просто удивляюсь, как я столько смогла прожить.

Приложение 11

Зубов Андрей Никифорович

Пол

Мужской

Год рождения

1899

Возраст

38

Место рождения

с. Верх-Иньва, Кудымкарский р-н, Пермская обл.

Гражданство

СССР

Партийность

б/п

Социальное положение

служ.

Образование

высшее

Профессия

педагог

Место работы, должность

Кудымкарское педучилище, преподаватель, писатель

Ранее репрессирован

Нет

Характер репрессий

 

Компрометирующие сведения

6 мес. служил в армии Колчака

Состав семьи

жена, сын

Дата ареста

16.08.1937

Место ареста

п. Кудымкар, Кудымкарский р-н, Пермская обл.

Кем арестован

Коми-Пермяцким ОКРО НКВД

Арестован по обвинению

воор. восст., КРД

Статья обвинения по УК

58-2, 58-11

Дата осуждения

07.09.1937

Кем осужден

Тройка при УНКВД Свердловской обл.

   

Осужден по обвинению

КРПО, терр. намер., шп., КРП

Статья осуждения по УК

58-6, 58-8, 58-11

Приговор

ВМН, конфискация имущества

Дата смерти (расстрела)

08.09.1937

Наличие реабилитации

Да

Кем реабилитирован, дата реабилитации

Военный Трибунал Уральского ВО, 13.01.1955

Архивный шифр

Ф.641/1. Оп.1. Д.7029

Приложение 12

Приложение 13

Просмотров работы: 458