Каждый человек умеет чувствовать, но не всякий способен по-настоящему любить.
«Кто же я?» - часто раздавалось гулом в моей голове, гуляя по просторам разума, заставляя вывернуть себя на изнанку. Рассуждая, я выявил для себя простой и точный ответ: «Ничем непримечательный юноша, кой никогда не размышлял о любви, не облекал ее доверием и не знал даже обычного значения этого слова».
Не успел я досыта насладиться детством и беззаботными дворовыми играми,что представленны в современной поэзии Петра Градова, и прозе ранимых драматургов душевные порывы добрели до меня. Я восторгался неописуемому чувству плавно порхающих в животе бабочек, растворялся в океане эйфории, что сладко облегала грудь теплым приливом необычных ощущений. Но вскоре пришлось познать мне, что помимо уютных и утешительных моментов есть те, что разрывают, грозно терзают тело, топятся в жилах убийственным ядом, от которого не придумали вакцину. Достигла меня дума о том, что сердце неспроста колотится, словно пытаясь покинуть родную плоть, отчего сил переживать вовсе не осталось. Найдя в себе последние обломки стимула, кинув взгляд на непрерывно тикающие настенные ходики, последовал туда, куда вел внутренний мир.
Путь мой начинался в ночи темного оврага, освещавшийся лишь колышушимся светом пылающей свечи. Небо неторопливо открывало взор на тусклые звезды, что, будто маленькие указатели,показывали мне дорогу. Я притормаживал, дабы сделать глубокий вдох, целиком наполнить себя свежим воздухом, все глубже и глубже погружаясь в дебри своих мыслей. Размышляя и выпадая из реальности, закрывал глаза, потеряв контроль над собой и своим телом, словно понимая: конец неизбежен.
Преодолевая бушующий ветер и внезапно грянувший ливень, застилавший очи мокрой пеленой, я глядел на неизведанную усадьбу, что отталкивала, заставляла изменить направление, почувствовать зону комфорта вновь и больше никогда не возвращаться. Сердце заколотилось чаще, замирая в ожидании, задавая вопросы, на которые несущественны ответы. Внутренности сжались,издавая неприятный скрип бурлящей алой крови, стывшей в венах,парализуя всего с ног до головы. Ладонь постепенно сжалась в кулак, и, спустя пару мгновений, прозвучал громкий стук, троекратно повторяясь. Хотелось кричать, закрываясь под слабостью век, но время было упущено.
Бархатная, тощая ручонка, появившаяся в проеме, приглашала войти внутрь. Узрев лучезарную улыбку на бледном, слов только-только легший на безлюдные дороги снег, лице русоволосой девушки, я понял одну чертовски важную, и, пожалуй, самую главную в моей жизни вещь:
«...Я дома».
Далеко история не зашла, да и не нужно лезть поэтам в души, но я уверяю вас: она кончилась, как нельзя лучше.