Можайская линия обороны 37-й ПУР

Левченко А.Б. 1

1ГБПОУ КО "Губернаторский аграрный колледж"

Годунов Б.А. 1

1ГБПОУ КО "Губернаторский аграрный колледж"

Работа в формате PDF

21 MB

Автор работы награжден дипломом победителя III степени

Диплом школьника Свидетельство руководителя

Текст работы размещён без изображений и формул.
Полная версия работы доступна во вкладке "Файлы работы" в формате PDF

Все дальше уходит в прошлое Великая Отечественная война, ставшая для нашего народа временем суровых испытаний и беспримерного героизма.

Территории Калужской области на протяжении двух лет была ареной активных военных действий. Жителям региона выпала тяжелая доля познать все ужасы вражеской оккупации. В то же время в годы войны с особой

силой проявились прекрасные душевные качества калужан, которые демонстрировали образцы большого гражданского мужества и самопожертвования во имя нашей Победы.

Мы гордимся нашими земляками, храбро воевавшими на фронтах Великой Отечественной войны. Более двухсот из них стали героями Советского Союза.

Уроженцу Калужской земли, выдающемуся военачальнику Георгию Константиновичу Жукову высокое звание Героя Советского Союза присваивалось четырежды. Он по праву заслужил всенародную славу и уважение не только в нашей стране, но и за пределами России.

Пусть память о подвиге защитников Родины всегда будет неиссякаемым источником нравственной силы, созидательной энергии и высокой ответственности за будущее новых поколений.

Анатолий Артамонов, губернатор Калужской области.

Вспомним всех поименно,

горем

вспомним

своим…

Это нужно -

не мертвым!

Это надо -

живым!

Роберт Рождественский.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Со времени окончания Великой Отечественной войны прошло 75 лет. Мемориалы и обелиски, стеллы и братские могилы, памятные знаки и индивидуальные воинские захоронения находятся практически в каждом населенном пункте. Но есть на нашей малой Родине незаживающие следы войны. Время... Время лечит все раны войны, но оно не властно над человеческой памятью. Память наша подобна ожогу или саднящей ранее, что беспокоит и сейчас, спустя десятки лет.

Приходят на могилы участники войны, чтобы поклониться своим бывшим боевым товарищам. Приходят их дети и внуки, правнуки чтобы положить цветы к подножию памятника, где на цоколе высечены имена тех, кто погиб за свободу Родины.

О том, как это было, напоминают нам заросшие траншеи, каменные глыбы дотов, военная техника и боеприпасы, а также останки воинов, которые до сих пор находят члены поисковых отрядов на территории Малоярославецкого района.

Война не закончена, пока не будет установлена личность каждого неизвестного солдата и не будут захоронены его останки.

Велика была наша победа, но велики были и утраты…

Наиболее крупными захоронениями являются братские могилы в деревне Михеево и Воробьёво, в посёлке Детчино и Кудиново, в городе Малоярославце. Захоронения возвращают нашу память к тем грозным, страшным годам…

И только гранит обелисков, мемориалов и трепетное пламя вечного огня охраняет их покой. А ещё память ветеранов, ничего не растеряв на житейских перекрёстках, хранит верность боевым соратникам. Память ветеранов, опаленная огнём, жгучей болью бережет в себе все боевые деяния Великой Отечественной войны. И никогда не будет забвения подвигу народному.

В Калужской области, ставшей в 1988 году родиной поискового движения в нашей стране, действуют 49 поисковых отрядов. Их бойцы за прошедшие годы, во время ежегодных “Вахт памяти”, подняли и торжественно перезахоронили с отданием воинских и христианских почестей останки десятков тысяч человек и установили имена более 5 тысяч воинов, которые ранее числились без вести пропавшими.

Благодаря деятельности поисковиков многие семьи узнали, где погиб и похоронен их родственник.

Ежегодно в область приезжают десятки семей со всех регионов страны, приходят к могилам, где покоится прах их родных и близких, орошают калужскую землю слезами, берут с захоронения горсть земли, чтобы похоронить её на родине павшего воина.

Законодательным Собранием Калужской области 17 апреля 2014 года принят закон № 573-ОЗ “О присвоении почетных званий Калужской области “Населённый пункт воинской доблести”, “Рубеж воинской доблести”. Законом № 573-ОЗ Калужской области от 24 апреля 2014 года почетные звания “Населенный пункт воинской доблести” присвоены городу Сухиничи и городу Юхнову.

Почетные звания Калужской области “Рубеж воинской доблести” присвоены селу Ильинское, деревне Подсосено сельского поселения “Село Ильинское” Малоярославецкого района, деревне Зайцева Гора, деревне Цветовка сельского поселения “Деревня Цветовка” Барятинского района.

Несомненно, самым известным местом во время боев на Калужской земле является Зайцева Гора. По воспоминаниям очевидцев д. Зайцева Гора (примерно территория современной д. Цветовки Барятинского района) стала местом жуткой бойни. Бои здесь шли с зимы 1942 -го и до осени 1943 года непрерывно. Сейчас здесь крупный мемориал, где перезахоронено свыше 4 тысяч человек.

А сколько братских могилах в округе! Убито, ранено и пропало без вести около 60 тыс. человек. Со времен войны многие окрестные села опустели, потому что на земле не было живого места, невозможно было возделывать поля, залитые кровью.

О событиях на “Рубеже воинской доблести” Ильинское еще раз напомним, что 5 октября 1941 года около 2000 курсантов артиллерийского и 1500 курсантов пехотного училища были сняты с занятий, подняты по тревоге и направлены на оборону Малоярославца. Сводному отряду была поставлена задача преградить путь немцам на Ильинском боевом участке на 5-7 дней, пока не подойдут резервы из глубины страны. На деле же совсем молодым ребятам предстояло противостоять опытным танковым колоннам вермахта. Из 3,5 тысяч подольских курсантов в живых осталось не более 500 человек. Ценой собственных жизней они остановили немцев, не дав им прорваться к Москве.

За мужество, стойкость и массовый героизм, проявленные защитниками Родины в годы Великой Отечественной войны, законом Калужской области 24 апреля 2015 года городу Кременки и селу Троицкому Жуковского района присвоено почетное звание Калужской области “Рубеж воинской доблести”.

В 1941 году рубеж Кременки-Троицкое-Павловка-Екатериновка-Малеево был одним из важных и решающих при обороне Москвы на Серпуховском направлении.

Бои на этом рубеже были упорными и кровопролитными. Особенно жестокими они были в районе населенных пунктов Кременки, Троицкое, Малеево, которые шесть раз переходили из рук в руки.

Огромную поддержку армии оказывали местные жители и партизанские отряды. Несмотря на трудные условия, части 49-й армии удержали рубеж Троицкое-Кременки-Павловка-Боровна-Малеево, остановив дальнейшее наступление немецко-фашистских войск. Более 18 тысяч воинов 49-й армии навечно остались лежать на этой земле.

Гнездиловская высота.

Неоспоримым рубежом воинской доблести является и территория боев у деревень Гнездилово, Жданово и села Павлинова Спас-Деменского района.

Территория вблизи этих населенных пунктов вошла в историю Великой Отечественной войны как место подвигам воинов 10-й гвардейской армии и блестящей атаки штурмовых частей, положивших начало героическому пути инженерно-саперных бригад, впоследствии штурмовавших Берлин.

Три дня, с 7 по 9 августа 1943 года, две стрелковые дивизии, танковая бригада и полк атаковали высоту. Однако им не удалось прорвать сильно укрепленные позиции неприятеля. Тогда было принято решение направлять в бой батальон и учебную роту 1-й штурмовой инженерно-саперной бригады. Это было первое боевое применение новых, специально подготовленных и обученных войск, созданных для штурма укрепленных позиций врага. В ночь на 10 августа 1943 года “железные” воины (в качестве защитного вооружения использовался стальной нагрудник) внезапно, без огневой подготовки, атаковали неприступную высоту.

Прорвав оборону, бойцы обеспечили войскам Красной армии возможность продолжить наступление по всей линии фронта, которое привело к освобождению 13 августа 1943 года железнодорожной станции Спас-Деменск. Сделано это было ценой тысяч жизней. В 2019 году, в день 660-летия Боровска, в городе была установлена памятная стела “Город воинской доблести” в честь событий, имевших место в годы Великой Отечественной войны на Боровской земле. Сухиничи был оккупирован немцами в октябре 1941 года. За время оккупации фашисты расстреляли замучали пытками почти 700 человек, около 2000 жителей угнали в лагеря, а город был практически разрушен. Но это не сломило сопротивление сухиничан, многие из них ушли в партизаны. За героизм и доблесть жителей город Сухиничи был удостоен звания “Город воинской доблести”.

Жиздра находилась под оккупацией противника с октября 1941 по 16 августа 1943 года. События, происходившие в годы Великой Отечественной войны на Жиздринской земле, сыграли важную роль в сражениях на Курской дуге и битве за Москву. Когда в августе 1943 года прогремели победные залпы в честь освобождения советскими войсками Орла и Белгорода, стало очевидным, что судьба всей вражеской группировки предрешена, поэтому командование немецких войск отдало официальный приказ: население угнать в Германию, а город сжечь. В результате, когда 16 августа советские войска взяли город, они увидели, что весь город враг превратил в огонь и пепел.

Кировский район имеет уникальную военную историю. Летом 1941 года город Киров стал прифронтовым, в июле подвергался бомбежкам немецкой авиации, поэтому все передвижения московской ополченческой дивизии были сильно затруднены. 3-5 октября 1941 года дивизия приняла боевое крещение на Кировской земле, и в ходе боев на несколько дней задержала продвижение к Москве гитлеровских войск, потеряв при этом более 2/3 личного состава и почти все вооружение.

Освобождён Киров был 11 января 1942 года частями 330-й стрелковой дивизии с малыми потерями советских войск. Образовался так называемый “Кировский выступ”, так как город стал самой западной точкой, освобожденной советскими войсками в ходе Московской битвы.

Пять долгих месяцев хозяйничали немцы в Юхнове. 5 октября 1941 года на восточной окраине города устроили концлагерь. В январе 1942 года были расстреляны 10 воспитанников Юхновского детского дома по подозрению в связи с партизанами, от рук карателей погибло около 500 мирных жителей, более 4000 юхновчан угнали на каторжные работы.

Жители города и района принимали активное участие в партизанской войне, действуя совместно с группой войск генерала Белова. Битва за освобождение Юхнова продолжалась в течение 2 месяцев. Освобождение города потребовало неимоверных усилий и огромных жертв. По итогам боев за Юхнов две дивизии получили звание “Гвардейская”, один из авиационных полков - наименование “Юхновский”.

В дни празднования 75-й годовщины освобождения Калужской области от немецко-фашистских захватчиков и Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг нельзя не вспомнить о местах кровопролитных сражений, вошедших в скрижали истории, о рубежах и городах, селах воинской доблести и славы.

Не раз писали о каждом из них. Но в преддверии юбилейной даты вспомним обо всех и каждом снова. Поскольку события, которые дополнены рассказами о судьбе героев, происходившие в то время на памятных рубежах, достойны того, чтобы о них не забывали ни на минуту.

Евгений Долматовский

НАРОДНОЕ ОПОЛЧЕНИЕ

Закончено срочное обучение,

По мокрым колосьям несжатой ржи

Выходит народное ополчение

На подмосковные рубежи

Дождь шелестит по осенним рощам,

Суглинок чавкает под ногой.

Есть общая правда в порыве общем,

И штатские люди идут в огонь.

В очках, неуклюжи , сутоловаты,

Обмотки вкривь,и пилотки вкось.

Но всею душою они солдаты,

Коль в руки оружие взят пришлось.

Пустынны, печвльны деревни, дачи

И пионерские лагеря.

Вперед! Не умеем мы жить иначе,-

Советские годы прошли не зря.

Идут ополченцы по доброй воле.

И каждому сердцу близки до слез

В столбах электрических линий поле,

Да церковь старинная, да совхоз.

С двумя орденами на гимнастерке

Шагает с ротою политрук.

Он виден сейчас вон на том пригорке.

Да это ж Кайтанов, мой старый друг!

На марше он принял подразделенье.

С бойцами еще не знаком почти.

На карте осталось одно селенье,

А дальше защитникам нет пути,

А дальше зигзагом ползут окопы,

Отрытые школьницами Москвы,

И орды, пришедшие из Европы,

Таятся в клочках не живой травы.

Но вышла на встречу врагу столица

Тяжелым шагом своих сынов.

Может, История и осудит

То, что на гибель обречены

Были тогда пожилые люди,

Такие что каждому нет цены.

Но остается в веках не зыблем

Подвиг советской большой души...

Смело сражались и честно гибли,

Не пожелав переждать в тиши

Идут ополченцы в осеннем мраке,

Неся круги минометных плит,

А где-то накапливается к атаке

Сибирских дивизий живой гранит.

Идут ополченцы.

Глядит Кайтанов

В небритые лица своих бойцов.

Среди краснопресненских ветеранов,

Ученых мужей и худых юнцов

Он видит глаза, что не смотрят прямо.

Ужели Оглотков? Ну да , он самый!

Что привело его в ополченье?

Был я ,быть может, не прав ,когда

Растил к нему ненависть и презрение.

Давние разворошив года?

Ночь. Ополченцы в окопах дремлют.

Вновь по спине озноб пробежал.

Первый снежок покрывае землю

Возле последнего рубежа.

Гдеж отступления край и мера?

Как удержаться у стен Москвы?

Что же осталось нам ? только вера

В то что рубеж не река, нервы,

А мы стобой,неприклонность наша,

Крепкая ,как Советская власть.

До края народных страданийчаша.

Решенье одно – победить иль пасть.

Хмурое утро.деревьев шелест.

Первые заморозки в октябре.

Русской природы седая прелесть

Писана чернью на серебре.

Глянь, политрук ополченской роты,-

Хлынуло зарево за бугром,

Враз пулеметы и минометы

Пермешали огонь и гром.

И началось,

По окопам хлещет,

Глину меся , разрывной металл,

Смерть упражняется в чет и нечет.

Вдруг человек над окопом встал

И побежал. Не на бруствер вражий,-

Петлями заячьими назад.

Единым махом через овражек,

Выронив диски и автомат.

Кто это? Что ж он подставил спину

Пулям немецким, летящим вслед?

Вот кувыркнулся и рухнул в глину,

Черным увидив весь белый свет.

Может быть, ранен? Убит , пожалуй!

Трус погибает – таков закон.

Земля окрасилась кровью , - алой.

Но не годящейся для знамен.

Начал опять пулемет татакать.

Но ополченцы стеной стоят.

Снова захлебывается атака,

Немцы от катываются назад

Падают воины Красной Пресни,

Пулей последней разя врага.

Коля, не дрогни, держись, ровесник!

Жизнь впереди еще так долга,

Будет еще не одна канонада,

Будет еще не одна тишина.

Нам еще столько построить надо

В послевоенные времена!

ГЛАВА ПЕРВАЯ .

ВЕРСТЫ МУЖЕСТВА

Грозное и тяжкое это было время… К нему будут обращаться историки, философы и писатели всех континентов. Однако найдутся среди них и такие, которые позволяют себе судить о событиях тех дней и ночей без должного понимания их сложности и трагичности. В кабинете Сталина собрались члены Политбюро, нарком обороны Тимошенко и начальник Генерального штаба Жуков.

Все ждали появления Молотова, который принимал германского посла графа Шуленбурга и советника Хильгера. Молотов молча всматривался в бледное лицо германского посла. Он стоял, читал вслух текст меморандума Берлина. Выговаривая срывающимся голосом каждую фразу в отдельности, он затем передал меморандум, пока советник Хильгер пересказывал его фразу по-русски. В меморандуме излагались обвинения в адрес Советского Союза : ведет усиленную концентрации войск на германской границе, будто бы советские солдаты и самолеты вторгаются на германскую территорию..., а также в нем утверждалось, что главное командование русских на различных участках германской границы готово в любой момент начать агрессивные действия, что большевитская Москва готова нанести удар с тыла национал-социалистической Германии .

Молотов возвратился взволнованный:

- Германское правительство объявило нам войну.

Если до этой минуты еще теплилась какая - то надежда на предотвращения страшной , огромной войны , то теперь стало предельно понятно, что никаких дипломатических переговоров с главарями фашисткой Германии быть не может. Столкнулись не только вооруженные силы, но и две противоположные общественно - политические системы: социалистическая и капиталистическая, кто кого.

Не слишком ли «задержался» немецкий посол с передачей Советскому правительству такого важного сообщения?

Было уже утро.

В то время, когда немецкий посол ехал в легковой машине из пригорода Москвы , куда предусмотрительно были вывезены на рассвете все члены семей германского посольства, на советской границе уже несколько часов шли небывалого размаха приграничные сражения. Советские воины бились насмерть, защищая свою Родину.

Война уже началсь , и посол Германии это знал. Он ехал по умытым улицам утренней Москвы и трусливо поглядывал на небо, ожидая появления немецких бомбардировщиков. Он беспокоился за свою жизнь и за жизнь своей семьи и не желал думать о том , что в эти самые минуты после налетов авиаци его страны - фашистской Германии тысячи советских детей, матерей, стариков, жителей городов и сел были под руинами разрушенных домов.

Только в 12 часов по московскому времени жители страны услышали заявление Советского правительства: «....Сегодня в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города - Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие.

Не первый раз нашему народу приходится иметь дело с нападающим зазнавшимся врагом.

В свое время на поход Наполеона в Россию наш народ ответил Отечественной войной и Наполеон потерпел поражение, пришел к своему краху. То же будет и с зазнавшимся Гитлером, объявившем новый поход против нашей страны.

Красная Армия и весь наш народ вновь поведут победоносную Отечественную войну за Родину, за честь, за свободу.

...Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами”.

Фашистские руководители Германии предавали захвату Москвы первостепенное значение, и поэтому сосредоточили на центральном - Московском направлении наиболее сильную группировку своих войск – группу армий “Центр”. В ее состав было включено более 40% всех сил и половина танковых и моторизованных дивизий.

Вскрыв план военных действий противника и установив сосредоточение большей части его сил на Московском направлении, Советское Верховное главнокомандование направило сюда главную массу войск из глубин страны. В июле 1941 года выходят два постановления: “О добровольной мобилизации москвичей в дивизии народного ополчения”, “О создание можайской линии обороны Москвы”. Дивизии формировались из жителей Москвы и частично из жителей области. Малоярославецкий район в это время входил в состав Московской области, поэтому наши земляки могли попасть в одну из этих дивизий.

Первые добровольцы в количестве 207 человек из районов (г. Калуга, Перемышльский, Бабынинский, Детчинский, Тарусский), прибыли в в осоавиахимовский лагерь на Косой Горе (под Тулой) и, пройдя там военную подготовку в составе Тульского добровольческого коммунистического полка уже в июле приняли участие в кровопролитных боях за г. Арцево (на Смоленщине).

Наряду с плановой мобилизацией в июне 1941 года была проведена специальная мобилизация. Более 200 человек , из наиболее подготовленных в военном и спортивном отношении молодежи, из районов нынешней Калужской области были направлены в воздушно-десантные войска, лыжные подразделения и разведшколы.

Повсюду из людей не призывных возрастов создавалось народное ополчение, которое имели обеспеченность вооружением около 50%, и тогда пришлось их довооружать оружием иностранных государств, т. е. пулемет “Гочкис”, “Льюис”, винтовки “Маузер”, “Арисаки”. Другого выбора не было.

Жители северных районов нынешней Калужской области (Малоярославецкого, Боровского, Высокиничского, Угодско-Заводского) вступали в московское народное ополчение, составившее летом 1941 года 35 дивизий, которые затем пополнили регулярную армию. Бойцы народного ополчения из южных и юго-западных районов области участвовали в боях против врага вместе с войнами 43-ей и 50-ой армий.

Со второй половины июля, по мере готовности, дивизии народного ополчения начинали выводиться из Москвы на рубежи строящейся можайской линии обороны. Там они занимались боевым слаживанием, оказанием помощи в строительстве оборонительных сооружений, доукомплектовывались всем необходимым.

“...На Можайском шоссе он увидел первый дот. Плоский бетонный колпак поднимался над землей, как перископ подводной лодки над уровнем моря. Дот был еще пуст, но ему показалось: тысячи ходов сообщения ведут к нему, по ним подходят и подходят войска. Густой шелест шагов, разносящийся в прозрачном осеннем воздухе, - это не звук движения очередной колонны москвичей, вышедших на строительство укреплений, это нарастающий гул движения гигантских армий, скрытно подходящих к рубежам на защиту Москвы.

Прошли мимо последних домиков, последних дач. Слуховые окна, чердаки были заколочены всюду, кроме высокой зеленой дачи, где почему-то свободно поблескивали на солнце двери и окна второго этажа. За зеленой дачей начиналось бурое поле, с юго-запада его огибала железная дорога, на севере пролегала серебряная лента шоссе. От шоссе к дороге, кое-где как бы намеченный пунктиром, местами уже глубокий, как овраг, через все поле тянулся противотанковый ров. Несколько стройных, с розовыми от солнца стволами берез подбежали к краю его и замерли в удивлении: почему так разверзлась земля? Притаившись в их воздушной, дрожащей на ветру тени, на пестрой земле прочно утвердилась зеленая глыба танка.

Странное чувство прочности, незыблемости пришло к нему от этого танка, берез и рва, мощной чертой перерезавшго подмосковную землю, - здесь предел, дальше ни шагу, - дальше - Москва!

Впереди, сколько хватает глаз, во рву работали люди, и вся колонна, подошедшая со станции, показалось теперь маленьким ручейком, вылившимся в могучий, полноводный поток. Стен почти не было видно, на вырубленных в глине ступенях стоявшие подхватывали землю, подаваемую со дна, и выбрасывали ее наверх, на поросшее сухой осенней щетиной поле.

Высокий военный, в потертой кожаной куртке поверх гимнастерки, подвел вновь пришедших к груде лежащих на земле, предупредив коротко:

- Лопаты прошу беречь. После окончания работ сдать мне все.

Он наскоро выбрал себе лопату и спрыгнул на дно рва и с ожесточением принялся выбрасывать наверх рыжую глину. С лопатой на лопату комья принимала от него маленькая женщина. Мать ее с ребенком на руках осталась сидеть наверху. Женщина работала горячо, нетерпеливо, не жалея себя, после первых же лопат раскраснелась, только под глазами по-прежнему остались глубокие, как у старухи, тени и глаза блестели так лихорадочно, что он подумал: не больна ли? Подумал и забыл. Помнилось сейчас только о том, как поудобнее взять лопату, крепче упереть ногу, подать наверх побольше земли.

Неподалеку от него размеренно и ритмично работала женщина в черном платке. Сколько ей лет? Сколько гектаров на своем веку перекопали ее темные, жилистые руки? Рядом с ней работал бухгалтер. Шляпа и пальто его остались наверху, в общей куче вещей. Наверно, у бухгалтера крепко болели ладони, у него первого крупные капли пота повисли на лбу, но и он копал, копал, копал…

Прошло часа два , а может и три. Лейтенант, негромко хлопнул в ладоши и сказал:

- Перекур минуточек шестьдесят, товарищи! Перекур!

Лейтенант легко спрыгнул пошел по дну рва, проверяя, достаточна ли глубина, чисто ли сняты стенки, а люди, довольные и удовлетворенные, весело, как подростки, полезли вверх и торопливо расселись, разлеглись на поле отдыхать.

Работу закончили в шесть часов, когда на поле пришла свежая смена. Уже не разговаривали, не перешучивались. Устали. Снова выросла груда лопат. В одиночку, группами люди медленно пошли по знакомой уже дороге на станцию. Темнели могучие стволы столетних дубов, сквозь густую, еще зеленую листву их под крутым заросшим обрывом синела Москва-река. Дома показалось ему тепло. Шел девятый час, не имело смысла ложиться спать, все равно не уснешь. Он прошел к себе в комнату, прочел услышанную только по радио передовую “Драться до последней капли крови!” На земле и в воздухе, на воде и под водой гитлеровские бандиты встречают мужественное сопротивление Красной Армии, Военно-Морского Флота, народного ополчения, партизанских отрядов. Народ стеной поднимается на пути врага. Вся наша страна - это боевой лагерь. Он снял со стены нарисованную им карту Московской и прилегающих к ней областей и прочертил синим карандашом новую линию обороны между Брянском и Москвою…”

Легко провести линию обороны на карте, но надо многое еще сделать. В июле 1941 года на базе военной академия им. М.Ф. Фрунзе создаются рекогносцировочные группы, в которые включались слушатели академии (в основном командиры среднего и старшего командного состава), другие специалисты по требованию старших групп. Цель работы - конкретное начертание линии обороны, с учетом местности, где и какие оборонительные сооружения создавать, примерный объем работ, количество людей, механизмов, материалов, необходимых для выполнения работ, а так же меры маскировки объектов и рабочих. Все группы выполнили задание, материалы работы групп были обобщены и проанализированы. Работа началась.

О создание Можайской линии обороны Москвы.

Общая протяженность линии обороны составляла 220 км и включала в себя три полевых укрепрайона: 35-й (Волоколамский), перекрывший шоссе Рига-Москва, 36-й (Можайский), перекрывавший шоссе Минск-Москва и наш 37-й (Малоярославецкий), перекрывавший шоссе Москва-Варшава и шоссе Калуга-Малоярославец. По фронту 37-й ПУР занимал около 60 км - от п.Детчино до с. Юрьевское, но в его зону включались рубежи вплотьдо г. Верея. Там он должен стыковаться с Можайским ПУРом. Планировалось создание укрепрайонов емкостью: 35 ПУР - 6 дивизий, 36 ПУР - 5 дивизий, 37 ПУР - 6 дивизий, всего 17 дивизий народного ополчения (ДНО).

Дополнительно в городах Можайск, Волоколамск, Малоярославец планировалось разместить по одной кадровой, боевой стрелковой дивизии. В нашем Пуре в этом качестве должна была стать 312 стрелковая девизия. Передовые воинские эшелоны этой дивизии уже в августе 1941 года начали разгрузку в нашем городе, потом все поменялось, все загрузили обратно, и эшелоны были отправлены на Северо-Западный фронт. Кроме Генштаба и ставки ВКГ этого сделать никто не мог. Так был изменен весь порядок организации Можайской линии обороны Москвы и ее заполнения войсками. Сроки готовности ПУРов были такие: первой очереди работ - к 15.10.1941 г., окончание работ к 26.11.1941 г., передача ПУРов войскам к 01.12.1941 г.

Строительством 37 ПУРа занималось 21-е Управление военно-полевого строительства, которое с 16 октября 1941 года было переброшено в район г. Подольска для создания нового рубежа обороны.

В полосе 37 ПУРа бетонные сооружения строились от д. Лукьяново до д. Подсосино. Строился, как я написал выше, 41 ДОТ. Примерная их характеристика: толщина железобетонных стен и потолка достигла полутора метров и более, что позволяло выдержать удары снарядов полевой артиллерии любого калибра, а также удары авиации с использованием авиабомб весом до 250 кг.

Амбразуры ДОТов предусматривалось закрывать подвижными бронеплитами, их толщина должна была обеспечить защиту от пуль и снарядов калибра 75-76 мм при стрельбе по амбразурам прямой наводкой. Перед ДОТами расчищались секторы стрельбы (т.е. убирались все деревья, кустарник, трава, мешающие вести удобный и прицельный огонь по противнику). Создавались противотанковые препятствия в виде противотанковых рвов и эскарпов. Был один ров. Правда, после войны он был засыпан. Он располагался примерно в д. Сергеевка, от нее влево, вдоль оси перпендикулярной Варшавскому шоссе.

Эскарп тоже был - от моста по правому берегу р. Выпрейка до ее впадения в р. Лужа. Эскарп можно хорошо узнать по ровным отвалам земли даже в наше время. За 80 лет склоны эскарпа, да и вся линия обороны поросли деревьями и кустарниками. Не знаю, что с картэскарпом там было, можно его не узнать.

ДОТы строились в две линии. Передовая линия от правого берега р. Лужа (в районе моста) по нынешней дороге Ильинское-Мосолово, до д. Подсосино, протяженность этой линии около 8 км, тыльная линия была от д. Лукьяново до южной окраины деревни Сергеевка. Работы проводились вплоть до подхода немецких войск к укрепрайону. Но даже первая очередь необходимых работ не была выполнена. Готовность ДОТов была 60%, ДЗОТов - 80%, эскарпов - 48%.

На каждый стоящийся ПУР назначался военный комендант. В нашем ПУРе это был полковник Смирнов А.М. Ему подчинялись все войсковые части, прибывающие для заполнения позиций района.

На 05.08.41 г. на работах по созданию Можайской линии обороны работала 41000 рабочих, на 25.08.41 г. их уже 83000, в том числе 43% всех рабочих составляли комсомольцы (видимо еще не достигшие призывного возраста, либо получившие какие-либо отсрочки от призыва, возможно и девушки, женщины - добровольцы).

Большая опасность угрожала небу Москвы. Противник, остановленный восточнее Смоленска, метался в поисках бреши в нашей обороне. Его самолеты-разведчики все чаще летали днем к столице: со дня на день, с ночи на ночь, надо было ждать массированного налета фашистских бомбардировщиков. Обстановка была напряженная и неясная. Опыта обороны города от удара с воздуха не было. В.И. Сталин приказал провести в Ставке командно-штабную игру по отражению дневного воздушного нападения. А в это время на аэродромы центрального направления слетались стаи немецких бомбардировщиков. Здесь появилась особая авиагруппа “Москва”, эскадры “Орлиная”, “Львиная”, эскадрильи “Гриф”, “Кондор”, “Летающие акулы” с нарисованными на передней части фюзеляжей оскаленными челюстями, с эмблемами “Мертвая голова” и всеми тузами из карточной колоды. Все это должно было устрашать русских. За штурвалами немецких самолетах находились самые опытные летчики, лидерами в боевых строях шли майоры, полковники. Они хозяйничали над столицами Европы, высаживали десанты в Бельгии, Голландии, на острове Крит. Они считали себя непобедимыми, всесильными. Им обещали после налетов на Москву новые награды и чины.

В 22 часа 07 минут 21 июля 1941 года в Москве была объявлена воздушная тревога. Посты воздушного наблюдения, оповещения, связи (ВНОС) насчитали 220 бомбардировщиков. Впереди них и на флангах летели разведчики. Самолеты летели с широким фронтом между Клином и Калугой. Приближаясь к Москве, они сужали фронт, разделялись по направлениям Ржев – Волоколамск – Истра - Москва; Вязьма – Можайск – Кубинка - Москва; Малоярославец – Подольск - Москва, охватывая Москву полукольцом.

В ночь с 22 на 23 июля противник готовил второй массированный ночной налет. Он не примирился с неудачей. Нападение на Москву было не частной, не эпизодической, а стратегической задачей.

В этот раз было брошено уже не 220, а 300 самолетов. Надвигался их прерывистый, с подвывом гул. Они шли на высотах от двух до семи километров по уже известным им ориентирам вдоль железнодорожных и автомобильных магистралей, ведущих с запада к столице.

Неизбежное при первом налете волнение уступало место уверенности на командных пунктах ПВО, а от летчиков требовалась еще большая самоотверженность. И они ее являли Москве, всему народу.

В 22 ч. 5 м. 6-го вгуста 1941 года летчик 177-го истребительного полка, младший лейтенант Виктор Талалихин вылетел с аэродрома Дубровицы на перехват, встретил на высоте 4000 метров ХЕ-111. После нескольких атак истребителя противник, отстреливаясь, пытался уйти. В преследовании Талалихин протаранил самолет противника, который упал в 500 м от аэродрома Степыгино. Талалихин выпрыгнул с парашютом.

Талалихин летал на самолете И-16…

Через пять дней летчик 27-го истребительного полка лейтенант Алнексей Катрич на самолете МИГ-33 в 9 часов 30 минут в районе города Калинина встретил ХЕ-111. “Катрич, -говорится в оперативной сводке, - произвел несколько атак, но противник уклонился от боя и уходил на запад. В 10 ч. 20 м. винтом самолета лейтенант А. Катрич разрушил плоскость ХЕ-111, который упал в 20 км западнее г. Старица. Экипаж самолета ХЕ-111 в составе 3 человек взят в плен сотрудниками НКВД. Лейтенант Катрич благополучно произвел посадку на свой аэродром, на самолете погнуты лопасти винта”.

Сотни вражеских самолетов рухнули на землю Подмосковья под огнем Московской ПВО. Иногда еще вспыхивала активность “люфтваффе”, но результаты налетов были незначительны. Из 1250 бомбардировщиков, налетавших в течение августа на Москву, к городу прорвалось всего 29. Разрушить, сжечь Москву не удалось.

ГЛАВА ВТОРАЯ

НА ПЕРЕДНЕМ КРАЕ ОБОРОНЫ

В сентябре 1941 года на Западном и Резервном фронтах (последний был сформирован в середине июля 1941 г.), было относительное затишье, особенно после того, как была успешно проведена Ельнинская наступательная операция под руководством генерала армии Г.К. Жукова силами Резервного фронта.

Войска Красной Армии готовили оборонительные позиции, пополнялись людьми и техникой. К концу сентября командовали Западным фронтом генерал-полковник Конев И.С., Резервным фронтом Маршал Советского Союза Буденный С.М. Генштаб (которым руководил Маршал Советского Союза Шапошников Б.М.) решил, что две армии Резервного фронта будут прикрывать Варшавское шоссе и немного севернее. Город Рославль был стыком Брянского и Резервного фронта. Шоссе прикрывала 53 стрелковая дивизия, построенная в два эшелона, за ней (2-й эшелон - 43 армия) - 113 стрелковая дивизия, в резерве командарма - 17 стрелковая дивизия.

Немецкое командование усилило группу армии “Центр” за счет перегруппировки войск из под Ленинграда и из района Киева. Ударные группировки противника, основной силой которых являлись танковые корпуса, находились севернее и южнее Смоленска (главные силы 9-й и 4-й армий, 3-я и 4-я танковые группы), а также южнее Брянска (2-я танковая армия). Они имели задачу прорвать фронт советских войск и развернуть наступление на Москву. Ударами из района севернее и южнее Смоленска противник намеревался окружит советские войска в районе Вязьмы наступать на Москву, охватывая ее с севера. При этом войска левого крыла группы армий “Центр” имели целью нанести удар через Калинин на Рыбинск и Рославль в тыл советским войскам Северо-Западного фронта.

Сосредоточенная южнее Брянска 2-я танковая армия должна была охватывать с юга брянскую группировку советских войск совместно со 2-й армией, действовавшей севернее Брянска, окружить ее и уничтожить, развивая сильными силами удар на Орел, Тулу и далее в сторону Москвы с юга.

2 октября 1941 года после мощнейшей авиационной и артиллерийской подготовки, которой подверглись 53-я и 113-я стрелковые дивизии, фронт нашей обороны в короткий срок был прорван на всю глубину обороны 43-й армии, немцы даже не применяли танки, участок прорыва зачистила пехота, после этого в прорыв была введена 4-я танковая группа, которой путь пыталась преградить наша 17-я стрелковая дивизия численностью 7500 чел.

Но, что она могла сделать с четырьмя танковыми и двумя моторизованными дивизиями? Ничего!

Дивизия была разгромлена и вместе с другими частями начала отход на восток. Связь и управление войсками отсутствовали. Выход из окружения осуществлялся только в ночное время по лесистой местности параллельно Варшавскому шоссе.

Трагична судьба и 113 стрелковой дивизии. Не дойдя до Юхнова, ее остатки были окружены и все - от высших командиров до рядовых бойцов – голодные и изможденные, потеряв счет времени и не думая о себе, отбивались, как могли, от наседавшего, беспрерывно атакующего противника. Назад было пятиться некуда, и они гибли там, где стояли, обливая горячей кровью холодную землю.

Генерал лежал в развалине дома и, получив несколько ран, продолжал стрелять. Дивизия стояла здесь уже несколько суток. Генерала покинуло чувство времени, он испытывал только одно, не отпускающего его ни на минуту напряжение борьбы. День ли сейчас был, вечер ли, утро ли, он не знал и не хотел знать этого.

С тех пор как возможность прорвать кольцо и выйти к своим уже перестала существовать, он старался подавить в себе всякие личные, человеческие чувства, ни о чем не думать и сосредоточивал все усилия на одном: чтобы как можно дольше уберечь оставшуюся часть войск и, сколько хватало возможности, держаться на позиции. Генерал знал, что он погибает, но он не думал о своем безвыходном положении.

В какие-то мгновения между короткими затишьями он вспоминал свою семью, свою молодость и тогда еще острее испытывал потребность борьбы. Он не готовился к смерти и не думал о ней.

Адъютант, убитый только что пулей в голову, лежал рядом с генералом. Начальник штаба, оттянутый в укрытие, истекал кровью. Раненный в обе ноги полковник, командир артиллерии дивизии, прямым попаданием мины был разорван в клочья. Батальонный комиссар и пятеро красноармейцев, лежавшие в линию с генералом, отстреливались последними патронами. Комиссар, волоча раненую руку, подполз к генералу. Лицо его было черно и страшно. Таким же черным и страшным было большое круглое лицо генерала. После каждого нового выстрела из автомата по перебегающим немцам глаза его озарялись светом. В промежутке между выстрелами генерал повернул голову и усилием воли улыбнулся комиссару. Пятеро красноармейцев, видимо, израсходовав последние патроны, не стреляли больше. Зеленые фигуры подползавших за развалинами немцев находились не больше как в пятидесяти шагах.

- Генерал… брат, дайте патрон, - прошептал комиссар высоким, звенящим голосом.

Они скупо обнялись, секунду смотрели друг другу в глаза, чувствуя себя солдатами и братьями. Генерал молча протянул ему свой пистолет, и, когда комиссар представил к голове ствол и выстрелил, он с тяжким усилием, шатаясь, поднялся в рост. В глазах его, то увеличиваясь, то уменьшаясь, плыли и качались тени подбегающих немцев.

Двое одновременно выстрелили в него в упор. Но Егоров не упал и продолжал идти прямо на них широко развернутой грудью. «Живой я или убитый? Почему мне не больно? Эти негодяи не в силах меня убить!» Толстый унтер-офицер с расширяющимися глазами выстрелил с пяти шагов в третий раз. Егоров покачнулся, нажал спуск и наповал, у самых своих ног, убил этого унтер-офицера. Молодой солдат, только что стрелявший в генерала, вдруг с ужасом взвизгнул, будто увидел привидение, и, приседая, попятился за остаток каменной стены. Но он не успел присесть - выстреливший Егоров пробил ему голову.

И тотчас генерал почувствовал, что сил больше не было, он задыхался и захлебнулся своей кровью. Он медленно, как бы кланяясь неласковой земле, согнулся и, опустившись на одно колено, повалился набок и судорожно всхлипнул. Вырванный из кармана пистолет он не смог дотянуть до виска, в глазах поплыла черная муть, но в последнем усилии генерал поднял веки и сумел различить колышущееся близко от него что-то серое и плоское лицо. “Я спокоен, - пронеслось в гаснущем сознании Егорова, - никогда им не одолеть русский народ!” И мрак сомкнулся над ним…

Немцы почтительно расступились, пропуская истекающим кровью, лежавшему навзничь советскому генералу своего начальника в светло-серой шинели и с железным крестом на шее. Высшие офицеры штаба с орлами и свастиками на фуражках, в высоких лакированных сапогах остановились сзади него, с холодным любопытством и улыбками победителей разглядывая умирающего русского. Фашистский генерал подошел ближе и слегка наклонился, чтобы лучше рассмотреть лицо лежавшего.

Должно быть, он и вся свита считали, что генерал уже мертвый. Но в это время веки Егорова дрогнули, и он открыл глаза. Взгляд немца встретился с его взглядом. В то же мгновение, подобно электрическому току, какая-то неясная, независимая от сознания и воли дрожь пробежала по спине фашистского генерала.

Подобного состояния неосмысленного и беспричинного страха он никогда не испытывал раньше. Он много прошел по дорогам войны и как бы нес на своих сапогах пыль уничтоженной, покоренной и посрамленной Европы, но от того величественного и героического чувства, которое он испытывал там, не осталось и следа здесь. Он видел, что русский генерал умирал, и осознавал, что ему, победителю, надо было бы испытывать великодушное чувство сострадания и величия того, что было совершено на этих древних холмах вокруг, но какая-то властная и не подчиненная ему сила заставила его сжаться под этим острым и светлым взглядом генерала.

“Да, таковы русские. Черт их знает, что это за народ! Они, они и только они на дороге у Германии, никакой другой силы против нас в мире нет!” - угрюмо думал он, стоя над умирающим.

- Он достоин того, чтобы ему отдать солдатские почести. Построить войска и провести его через весь город на орудийном лафете. Он дрался как лев, - проговорил генерал и, повернувшись, быстрыми шагами направился к машине.

4-я танковая группа была готова нанести удар на город Юхнов и затем на г. Вязьму. Формировался резервный корпус (57 - ой моторезованный, в составе 19 - ой, 20 - ой танковых, 3 - й моторезованной и 258 - ой пехотной дивизии). Этот корпус должен был вступить в сражение после захвата г. Юхнов, с целью наступления в направлении Медынь - Малоярославец по Варшавскому шоссе. Корпус насчитывал свыше 20 тысяч солдат и офицеров и около 200 танков . Двое суток войска вармахта стояли под Юхновым без горючего хотя на Москву путь был свободен.

На направлении Юхнов - Малоярославец - Москва у нас практически не было сил, способных оказать врагу организованное сопротивление. Перед советским командованием стала сложная задача: любой ценой задержать хотя бы на 5-7 дней немецкие войска, пока к Москве подойдут необходимые резервы с востока.

Решением Государственного комитета обороны главным рубежом сопротивления была определена Можайская линия обороны, общей протяженностью 220 км, в которую входил Волоколамский, Можайский, Малоярославецкий и Калужский укрепрайоны. Она должна была прикрыть важнейшие оперативные направления, ведущие к Москве. Но к моменту наступления немецких войск это линия обороны еще находилась в стадии строительства. Продолжалось возведение дотов, дзотов и других сооружений, но главное - не было воинских частей, способных занять и удержать данный рубеж.

В этой сложной ситуации военное командование решает выдвинуть на Можайскую линию обороны не только малочисленные подразделения Московского военного округа, но и учащихся военных заведений.

Отдается распоряжение направить в Малоярославецкий укрепрайон курсантов пехотного (ППУ) и артиллерийского (ПАУ) военных училищ города Подольска.

5 октября 1941 года они были подняты по боевой тревоге и срочно отправлены на Ильинский оборонительный рубеж, который располагался в 20 км к западу от Малоярославца.

Проходя по центральной улице города в сопровождении артиллерийских орудий, курсанты сразу же привлекли внимание малоярославчан - они были как на подбор: совсем еще молодые, но подтянутые, в ладно сидевшей на них военной форме.

Утром 6 октября колонна основных сил подольских военных училищ прибыла в село Ильинское и приступила к организации обороны.

Командующий войсками Московского военного округа генерал-лейтенант П.А. Артемьев, постоянно находясь на Можайском рубеже, руководил завершением строительства Малоярославецкого и Калужского укрепрайонов. В дотах устанавливались артиллерийские орудия и пулеметы, приводились в готовность все инженерные заграждения.

В это время шли тяжелые бои под городом Юхновом, где держал оборону отряд десантников численностью 430 человек под командованием капитана И.Г. Старчика. 6 октября к ним на помощь прибыл передовой отряд подольских курсантов в составе 6-й роты пехотного училища под командованием старшего лейтенанта Л.А. Мамчича и артиллерийского дивизиона ПАУ под командованием капитана Я.С. Россикова.

В течение пяти суток сводный отряд десантников и курсантов сдерживал наступление превосходящих сил противника. Затем под прикрытием боевого охранения он был вынужден отступить в районе Ильинского сектора Малоярославецкого боевого участка. За эти дни воинами было подбито 20 танков, 10 бронемашин, уничтожено около тысячи немецких солдат и офицеров. Но и сводный отряд десантников и курсантов также понес значительные потери.

10 октября 1941 года немецко-фашистские войска вошли на территорию района, и в сводке Совинформбюро впервые появилось сообщение о Малоярославецком направлении. В эти грозные дни в Малоярославец прибыл представитель Ставки Верховного Главнокомандования генерал армии Г.К. Жуков, отозванный с Ленинградского фронта. В здании исполкома он встретился с командующим Резервным фронтом маршалом С.М. Буденным, после чего выехал для детального ознакомления с положением дел на фронте по Варшавскому шоссе в сторону Юхнова, а затем в Калугу. Вскоре Г.К. Жуков приказом И.В. Сталина был назначен командующим Западным фронтом, и на него была возложена вся ответственность за организацию обороны Москвы.

Тем временем основные силы подольских военных училищ заняли Ильинский оборонительный рубеж. Передний край обороны проходил по восточному берегу реки Лужа и Выпрейка (справа и слева от Варшавского шоссе) от деревни Лукьяново, через село Ильинское, до Малой Шубинки и представлял собой систему дотов и дзотов.

Берега рек служили естественным препятствиями для вражеских танков. Перед траншеями ломаной линией тянулись проволочные заграждения в три ряда, а наиболее опасные участки по западному берегу Лужи и Выпрейки были заминированы.

Для ведения боев на Ильинский оборонительный рубеж прибыло три тысячи курсантов в составе четырех стрелковых батальонов и шести артиллерийских батарей.

Три батальона курсантов совместно с артиллеристами получили задачу держать оборону на участке Константиново - Ильинское - Митрофаново (правый фланг), а 4-й батальон занял позиции в Детчинском секторе (левый фланг) на рубеже Редькино - Песочня - Зажово - Фролово - Детчино с целью не допустить прорыва вражеских сил на Малоярославец со стороны Калуги и Полотняного Завода.

8 октября 1941 года в Малоярославец прибывают ряд артиллерийских частей и подразделений, а также первые эшелоны сформированной в Казахстане 312-й стрелковой дивизии полковника А.Ф. Наумова, который уже 9 октября назначается начальником Малоярославецкого боевого участка.

Для поддержки подольских курсантов на правом фланге (это было наиболее танкоопасное направление), он отправляет 1083-й полк 312-й стрелковой дивизии с дивизионом 859-го артполка. Левый фланг обороны курсантов прикрывали 1079-й полк 312-й стрелковой дивизии и две батареи 859-го артполка, 303-й пулеметный батареи, огнеметчики.

4-му батальону Подольского пехотного училища под командованием майора П.С. Медведева был придан сводный батальон 616-го стрелкового полка и батарея противотанковых орудий.

Ильинским сектором обороны командовал начальник Подольского пехотного училища генерал-майора Смирнов Василий Андреевич, а его заместителем по артиллерии был назначен начальник ПАУ полковник Стрельбицкий Иван Семенович.

На Малоярославецкой земле фашисты сосредоточили 12-й и 13-й армейские и 57-й моторизованный корпус 4-й полевой армии.

Двигаясь по Варшавскому шоссе, передовые части этих соединений вечером 10 октября 1941 года вплотную подошли к Ильинскому рубежу обороны.

С утра 11 октябрь оппозиции курсантов подверглись ожесточенным боевым ударам. Началась массированная артиллерийская подготовка противника.

Первыми приняли на себя огонь стоявшие в центре обороны курсанты 8-й роты ППУ и 7-й батареи ПАУ. Попытка отряда вражеской пехоты с 10 танками прорваться на большой скорости через мост на реке Выпрейка не увенчалась успехом. Он потерял 5 танков и часть живой силы, фашисты отошли на исходные позиции. До вечера курсанты отбили еще три атаки неприятеля.

Ожесточенные бои продолжались 12 и 13 октября, но особенно тяжелым был день 14 октября. Ударил мороз выпал снег. На передний край обороны курсантов обрушился шквал артиллерийского и минометного огня. Затем показались немецкие танки и автоматчики. Продвинувшись вперед, танки прямой наводской начали расстреливать курсантские доты. Вслед за танками в атаку пошла немецкая пехота.

Геройски сражались бойцы дотов батальонного комиссара С.Н. Андропова, лейтенантов И.У. Бычкова, А.Г. Шаповалова, В. Усана, И.И. Мусеридзе, а также курсанты подразделения лейтенанта А.И. Алешкина. Они в течение 4 суток не пропускали фашистские танки по Варшавскому шоссе на Малоярославец.

Не менее упорные бои шли и в Детчинском секторе, где держал оборону 4-й батальон пехотного училища. Отправленный на фронт в спешном порядке, батальон не имел средства связи, транспорта, санчасти. Беспрерывные атаки противника следовали по всему участку.

Ожесточенный характер носили бои за село Детчино и деревни Березовка, Тимовка, Карамышево. Трудно, а подчас и невозможно, восстановить ход смертельных схваток, а также обстоятельства совершенных подвигов. Однако хорошо известно, что их было много.

Тем временем обстановка на Ильинском оборонительном рубеже в целом продолжала ухудшаться. Силы курсантов постепенно таяли, не хватало боеприпасов, продовольствия, теплой одежды.

В сложном положении оказались курсанты 3-го батальона под командованием старшего лейтенанта Г.А. Бабакова в районе деревни Малая Шубинка. День за днем фашисты наносили по позициям этого батальона мощные удары.

В это время в район Ильинского рубежа обороны на помощь курсантам прибывает 21-й гвардейский минометный дивизион “катюш” под командованием капитана А.Г. Карася. Получив боевую задачу и заняв позиции, бойцы обрушили залпы реактивных снарядов на вражескую колонну, сосредоточенную в районе деревни Сокольники и готовившуюся для удара по обороне курсантов.

В окулярах стереотрубы отчетливо виднелись вереницы танков, бронетранспортеров с пехотой, которые сконцентрировались для одной из атак на село. Вот-вот это двинется на восток. Перед глазами командира гвардейских минометов, как наяву, рисовался облик посеревшего от пережитого и усталости полковника, рано утром поставившего ему очередную боевую задачу.

- Имейте в виду, - подчеркнул он, - положение наших войск тяжелое. Совершенно, необходимо задержать врага хотя бы на сутки, двое. И вот она, столь заманчивая цель.

- По фашистским отрядам, батареей, залп! - подал команду командир.

Над лощиной, поросшей кустарником, взметнулось облако дыма и пыли. Раздался грохочущий скрежет.

Выбрасывая языки пламени, с направляющих пусковых установок стремительно соскользнуло больше сотни сигарообразных снарядов. Какое-то мгновение в безоблачном небе были видны черные стрелы, с нараставшей скоростью идущие ввысь. Из днищ стрел с ревом вырывались упругие струи кипельно-белых газов. Потом все исчезло. А через несколько секунд в самой гуще вражеских войск один за другим, дробно сотрясая землю, загремели взрывы. Там, где только что стояли танки, бронетранспортеры с пехотой, взметнулись гейзеры огня и дыма.

Командар ликовал. Результаты залпа превзошли все его ожидания! Его переполняло чувство горячей признательности к тем людям, творческий труд которых создал это великолепное оружие, такого еще не знала военная история. Это были одни из первых залпов ракетного оружия, получившего впоследствии мировую популярность под ласковым названием “Катюша”. История появления их на фронте такова. 28 июня 1941 года на седьмой день Великой Отечественной войны. Верховное Главнокомандование решило сформировать на базе имевшейся опытной ракетной техники отдельную батарею.

В течение трех суток подобрали личный состав батареи из артиллеристов, а командиров - из служителей Артиллерийской академии имени Ф.Э. Дзержинского. В ночь на 3 июля 1941 года батарея в составе семи боевых установок вышла на Западный фронт. Три самых трудных месяца начального периода войны успешно громила батареи гвардейских минометов войск вермахта. Грозный рокот ее сокрушительных залпов раздавался то на одном, то на другом фронтовом участке - район Рославля, Спас-Деменска, 37 –ой укрепрайон Можайской оборонительной линии…

После залпа дивизион гвардейских минометов сразу же снялся с места и укрылся в лесном массиве… ”

Еще несколько раз выезжала “катюша” на позиции, нанося ощутимый удар по местам скопления противника и срывая его контратаки.

К 15 октября авиация гитлеровцев разрушила противотанковый ров, большинство дзотов первой и второй траншей. Ценой неимоверных усилий и немалых потерь сдерживали подольские курсанты натиск моторизованного корпуса врага.

Стойко сражалась на Ильинском рубеже, поддерживая курсантов, первая батарея 71-го отдельного зенитного артдивизиона под командованием старшего лейтенанта Т.С. Кузнецова. Два орудия батареи занимали оборону в пятидесяти метрах от Варшавского шоссе. Гитлеровцы направили против зенитчиков “юнкерсы”. Бомбы рвались рядом с орудиями. Вышло из строя кабельное хозяйство, дальномер, но и противник потерял 4 самолета.

17 октября обстановка в районе Ильинского стала критической. Подразделения, которые посылались командованием к переднему краю, не могли пробиться даже на позицию второго эшелона. А немецкая пехота непрерывно шла в атаку на последнюю линию обороны курсантов вокруг командного пункта. Боеприпасы были на исходе, а враг наседал со всех сторон.

В штабе понимали, что наступает решающий момент и противник, захватив Ильинское, не остановиться, а будет пытаться ликвидировать последнюю преграду на Варшавском шоссе - командный пункт, чтобы открыть дорогу на Малоярославец .

17 октября 1941 года десять танков и более сотни автоматчиков противника вышли на Варшавское шоссе и атаковали командный пункт подольских курсантов, который находился на окраине совхоза Кудиново.

Всего на этом рубеже их было пять человек вместе с командиром, которого они называли политруком. Политрук выделялся особой жестковатой собранностью. Видно было, что он знал, что ему делать и зачем он здесь находится. Солдаты его подразделения тоже знали, зачем они оказались здесь. Но о каждом из них можно было сказать и многое другое. О политруке только одно: он воевал.

Во всем, что он делал - говорил, приказывал, смотрел своими светлыми, без улыбки глазами, передвигался, во всем этом видно только одно - войну. Человека, занятого войной.

- Задача такая, - сказал политрук, - бить врага. Это первое. И держать оборону. Это тоже первое.

Курсанты курили махорку, говорили, поглядывая на амбразуру, через которую открывалась та сторона шоссейной, упиравшейся в небо. А позади их была столица. Курсанты уже почти размечтались о Москве, обо всем, что там осталось дорогого, о дружках и знакомых. И тут кто-то резко окликнул политрука. Потому что оттуда, где шоссе упиралось в небо, вывалился мотоцикл с коляской и беззаботно, на полной скорости покатился вниз. Он катился так беззаботно и мирно, так весело и жутковато!

С этого и начался новый военный день. Наводчик попросил:

- Товарищ политрук! Разрешите один снаряд! Политрук махнул рукой. Молодой смуглявый боец стал прицеливаться. Ствол пушки чуть поклонился вверх-вниз и гаркнул огнем, оглушив всех и на минутку задернув амбразуру дымком. Мотоцикл будто стукнулся о невидимую стену и застыл на месте. Из него почти разом вышвырнуло двух немцев и заволился на бок.

Прошла минута, другая, и уже стало казаться, что ничего не произошло, что серый мотоцикл лежащий на боку всегда стоял перед мостом на сером от света шоссе.

Земля, рощицы и кусты, темные гребни дальнего леса немо ждали каких-то событий. Вернее, это солдаты, никому не видимые в своем бетонном дзоте, ждали этих событий.

Тишина была нестойкой и ложной. Вот по кромке шоссе между стенками леса метнулись темные фигуры. Потом еще. Потом две фигуры замешкались, остановились.

- Товарищ политрук, разрешите! - снова умоляющим шепотом попросил смуглявый наводчик.

Политрук промолчал. Все знали, что снаряды надо экономить. Но физиономия наводчика была просительно-жалобной, артиллеристы не выдержали и насели на политрука:

- Ведь стоят же, гады. Стоят, товарищ политрук.

Тогда политрук сам выбрал снаряд, повертел его в руках и нехотя передал заряжающему.

- Смотри, промахнешься - голову сниму.

- Ни в жисть! - весело ответил наводчик.

Рявкнула “сорокапятка”. И в том самом месте, между небом и землей, взметнулся и опал черный куст земли. Мы не успели как следует разглядеть, что сталось с фигурками, как там появились еще двое. Они торопливо стащили с дороги убитых. Пока солдаты восхищались наводчиком и они вспоминали разные подобные случаи, из-за той самой кромки вывернулись два танка. Они тяжело и быстро двигались вниз по шоссе, угрожающего выставив орудийные стволы и плюясь огнем из этих стволов.

- Бронебойные! - сухо скомандовал политрук.

Артиллеристы бросились к ящикам. Зарядив пушку, они держали в руках наготове снаряды. Томительно продвигались секунды. Танки были уже на полпути к мосту. Дрогнула, громыхнула пушка. Первый снаряд угодил в задний танк. Передние, разворачиваясь, подставил нашему снайперу бронированный бок. Еще ахнула пушка - и танк так и остался стоять, перегородил дорогу. Еще выстрел - и жирное пламя лизнуло броню, стала разгораться. Из люка выскочили танкисты, повалил черный дым. Похоже, что бог войны, если верить в него, приступил к своему делу. Пока этот звук был на нашей стороне. Ну где, в каком месте, каким будет его следующий шаг? Опережая его замыслы, политрук приказал двум артиллеристам занять оборону снаружи, слева и справа от сарая. В том месте, где чернела воронка , зачистили перебежки, и солдаты уже вели огонь по этим одиночным целям, когда появился политрук и приказал им перевести огонь левее.

За речушкой, в березнячке, он заметил скопление пехоты.

Снова заговорила наша “сорокопятка”. Снаряды стали ложиться там, где короткими перебежками скатывалась к речушке вражеская пехота.

Горячо зашелестел над головой воздух. Снаряды и мины снова начали перекапывать нашу землю. Огонь быстро нарастал. Бог войны бушевал во всю мощь. Один снаряд рванул землю под самой амбразурой. Но пушка тут же ответила врагу. Значит, пронесло. И вдруг вражеская канонада смолкла.

- Сюда! - крикнул кто-то слева за сараем.

Артиллеристы бросились к траншеи, выходившие из дзота, и прилегли за ее насыпью. Теперь наши лица были обращены в сторону огорода, нашего левого фланга. Вот почему он оборвал свой артналет! Они уже перешли речку! Выползая из лозняка, немцы вставали в рост и поднимались по склону, прижав к животам автоматы и полевая перед собой трескучими очередями.

Молодой курсант не успевал заряжать обойму и загонял в свою винтовку одиночные патроны. Сначала стрелял не целясь, а немцы надвигались все ближе и ближе. Потом он стал выбирать себе цель и посылать в нее пулю. Но они снова шли, и с ними шел тот, кто был его мишенью. Курсант старался целиться спокойнее, но его мишень по-прежнему шла на него.

И тут молодой курсант почувствовал озноб: немцы шли в вверх по склону, прямо на артиллеристов. Их пули уже посвистывали над ихними головами. Политрук выкатил “максим” и устроился рядом. Он мельком взглянул на курсанта и, наверное, заметил его растерянность.

- Трусишь!

- Винтовка не попадает, - прошептал он в ответ.

Политрук покосился на винтовку и бросил зло, сдавленно

- Рамку!

Черт возьми! Рамка стояла на дальнем прицеле.

Рука у курсанта немного подрагивала, но он сумел все же перевести прицел на сто метров. Пригодился. Выстрелил. И сразу его бросило в жар. Ведь он же здорово стрелял в училище. Зеленая живая мишень споткнулась, стала на колени и пропала за неровностью склона. Застучало в висках.

Курсант доставал из кармана по одному патрону, вгонял их затвором, целился, стрелял и весь дергался от дурацкого ритма. Он стрелял теперь не так часто, с выбором, даже успевал поглядывать , как расчетливо стрелял его сосед, прикладываясь щекой к старенькой ложе , как выжидал чего-то политрук, припав к пулемету.

Из неровной, перекошенной и поломанной цепи то там, то здесь выпадали зеленые автоматчики. Потом что-то всколыхнуло их, цепь дрогнула, и, пригнувшись, противник бросился вперед, преодолевая последние метры склона. Заходило, заныло что-то внутри. И тут густо и очень разборчиво заговорил пулемет политрука. Немцы падали на подмосковное поле, взбивая пыль.

Нет, не устояли, сволочи! Повернули, без памяти сыпанулии вниз, к зарослям лозняка. “Максим” подтягивал их свинцовой плетью. Политрук вытер рукавом шинели вспотевший лоб, на его железном лице была видна улыбка.

- Все, - сказал он, - кончились патроны.

- И потащил вдоль насыпи пулемет.

Из дзота выглядывала смуглая физиономия наводчика. Он весело подмигнул и тоже улыбался. Атака врага была отбита. Потеряв два танка и пятьдесят человек убитыми, противник временно отступал.

Однако в целом день 16 октября стал удачным для войск вермахта. Им, ценой больших потерь, все же удалось вытеснить защитников 37-го укрепрайона с занимаемых позиций.

Упорное сопротивление Подольских курсантов приводило фашистов в бешенство.

На следующий день прибыл связной из штаба 43-й армии и передал приказ об отступлении.

В ночь на 20 октября, оставив заслон, Ильинская группа двинулась лесами, севернее Варшавского шоссе, на соединение с частями 43-й армии. В это же время из района Детчино 4-й батальон подольских курсантов с подразделением 1081-го полка 312-й стрелковой дивизии начал отход на Хрустали и у деревни Борисково вышел на линию обороны, удерживаемую 43-й армии.

Несмотря на то, что силы курсантов были на пределе, они еще до 24 октября сражались в районе Каменки.

Подольские курсанты с честью выполнили приказ Родина. За 12 дней боев они уничтожили свыше пяти тысяч вражеских солдат и офицеров, подбили около ста танков. Но это досталось очень дорогой ценой. Более 2,5 тысяч курсантов отдали свои жизни, обороняя подступы к столице.

19 октября подразделения 312-й стрелковой дивизии вели тяжелые бои. В течение десятков часов около деревни Афанасово и Ерденево они отбивали яростные атаки врага.

Бой достиг уже той степени ожесточения, когда ни свои, ни чужие страдания не способны поколебать солдата... И люди, оставаясь все теми же смертными существами, с хрупкой плотью, легко разрушаемой крохотным кусочком металла, как бы пренебрегали этим.

Все же лейтенант Мишучин понимал, что долго так продолжаться не могло - его рота таяла, слабела. Неприятель, точно обезумев от потерь, вновь и вновь наносил удары, сам обливаясь кровью, но удваивая усилия. И это становилось похоже на борьбу с фантастическим чудовищем, у которого на месте одной отрубленной головы немедленно вырастали две новые…

Больше всего Мишучин жаждал теперь прихода ночи - только она, казалось, могла прервать этот бесконечный бой… Но неторопливое время совсем остановилось для него после полудня.

И с незапамятной - чудилось ему - поры видел он это голубое, ясное без единого облачка небо над собой и режущий глаза металлический блеск на остриях штыков, белесый пар, валивший от раскаленных - так, что не прикоснуться, - пулеметных стволов, и алый подтаявший снег, будто изрешеченный провалившейся кровью.

Солнце только начало склоняться к закату, и воздух чуть заметно пожелтел, когда немцы решили, как видно, покончить с защитниками рубежа одним сильным комбинированным ударом. Из леса против правого фланга роты опять вышли пехотные цепи, а слева, в стороне железной дороги, развернулись в боевой порядок танки; их было восемь, ровно в два раза больше, чем раньше. Выкрашенные в белый, они едва различались вдали, но вместе с ними мчались их удлиненные, заострившиеся тени, четко выделявшиеся на снегу.

Лейтенант, сосчитав эти темно-фиолетовые одинаковые пятна, скользившие по полю, неожиданно усмехнулся - судьба была немилосердной к нему и к его товарищам, несмотря на всю их стойкость, все их жертвы. Он подумал, что через четверть часа, через полчаса сопротивление его людей будет, вероятно, сломленно, то есть и он, и они перестанут существовать. Он очень ясно вообразил себе, как неприятельские танки поднимают сюда, как перевалять через умолкнувшие вершины этих холмов, как поползут дальше, давя своими гусеницами раненых, как следом хлынет немецкая пехота… И в то же мгновение неслыханный гнев, именно - яростное негодование на несправедливость, которая вот-вот должно была совершиться, запылала в нем и ослепил его. Недоумевая, куда подевался его исполнительный связной, он побежал что было духа по окопу, кликая бойцов:

- Козин! Мягков! Новиков! Манухин!

Два-три человека, еще стоявшие на ногах, обернулись на его голос…

- Гранатами! Связками! - гремел он, проносясь мимо. - Бей в моторную часть! Бросай под гусеницы!

Ниже, в центральной траншее, лейтенант вообще никого живого не встретил. У полуобвалившейся стенки лежали здесь рядом два трупа, и в одном из них он по пышной парчовой бороде узнал Михайлова, горнового, уснувшего уже навсегда. Но, не считаясь с самой смертью, надеясь быть услышанным наперекор ей, он прокричал и в этой опустевшей траншее:

- Гранатами! Бей под гусеницы! Луков! Гинзбург! Свешников!

И за поворотом лишь один боец - Свешников, взводный агитатор, встал с земли на его зов, покачнулся, но удержался на ногах. Правая рука у Свешникова была обмотана марлей, почерневшей от запекшейся крови, и он снял с пояса гранату левой рукой, затем зажал ее под мышкой и вставил запал. Лучше обстояло дело в левофланговом окопе: несколько человек стеснились там около Елисеева. Кто-то стаскивал с плеч пальто, чтоб удобнее было действовать, кто-то связывал гранаты в одну гроздь…

И когда лейтенант подбежал к бойцам, он услышал:

- За каждую каплю крови наших товарищей, павших на рубежах, - медленно, точно заклиная, говорил политрук.

Он стоял на стрелковой ступеньке - бледный, с непокрытой головой, седенький и бестрепетный, сжимая обеими руками автомат. Лязг танков усилился, и он возвысил голос:

- За слезы ребятишек - смерть фашистским захватчикам! Он как будто поднимал людей в наступление, а не призывал к обороне.

Боец, связывавший гранаты, покончил с этим делом и положил свою смертоносную гроздь на бруствер. Обернувшись, он что-то коротко сказал соседу, и сосед, молодой солдат, широко улыбнулся - на его сизо-багровом лице блеснули белые зубы. Ничто, однако, не удивляло лейтенанта сейчас… В окопе наступила неописуемая минута того полного, того совершенного бесстрашия, что делает людей как бы неуязвимыми, как бы бессмертными, удесятеряя их силы. Точно в воздаяние за долгую, терпеливую стойкость приходит это бесстрашие к людям, если не откуда ждать другой помощи.

И, остановившись здесь, лейтенант жадно, длинно вздохнул - он почувствовал себя, как на головокружительной высоте, где воздух и необыкновенно чист, и слишком разряжен.

Танки были еще довольно далеко и не открывали покаместь огня, лишь железный гул накатывался снизу. И сквозь него пробился монотонный нечеловеческий звук - это завыла эсэсовская пехота, бросившись в атаку с другой стороны, на противоположном фланге.

-О-о-о-о! - доносилось сюда, равномерно

- Почему же молчит пулемет сержант? - спохватился лейтенант. - Что еще стряслось?

И лейтенант сам кинулся выяснять положение на своем правом фланге. Пробегая в обратном направлении, он из центральной траншеи увидел, что эсэсовцы, осмелев, взбирались по склону плотными группами, не укрываясь, размахивая оружием. Редкий огонь немногих бойцов первого взвода не мог остановить их, а пулемет лейтенанта все еще молчал. И лейтенант метнулся вперед из последних сил. Перевалившись через осыпь, больно ушибив колено о затвердевшую землю, он, хромая, добрался до блиндажа пулеметчиков. Их защищенная многослойным накатом нора выглядела снаружи неповрежденной, но прыгнув, а вернее почти упал туда лейтенант сразу же задохнулся, закашлялся - вероятно, тут разорвалась граната - на глазах его выступили слезы.

В густом дыму, наполнявший блиндаж, можно было различить только серый прямоугольник боевой амбразуры да пулеметный ствол, черневший в ней. Лейтенант нагнулся к амбразуре, из которой выползал дым, выглянул наружу и тотчас же привык к пулемету - из белесого тумана наплывало на него множество расплывчатых, плоских, суетливых теней; они быстро уплотнились, принимали очертания человеческих фигур… И, нашарив ленту, - к счастью, она была заправлена! Мишугин вцепился в теплые еще от чужих ладоней рукоятки…

- Помоги встать… О, мать твою!…О-о!.. Помоги, слышь! -слабо раздалось за его спиной.

Не оглянувшись, он соединив большие пальцы обеих рук, нажал на спуск, и пулемет с внезапной силой рванулся от него. Длинное теплое с остреньким рыльцем существо мгновенно ожило и забилось, точно стремясь выпрыгнуть отсюда в щель бойницы. Лейтенант также затрясся, но ему показалось, что не биение пулемета отдавалось в нем, а, наоборот- его клокочущий гнев перешел в стальную плоть, заставив его содрогаться от бешенства…

Туман, стоявший перед амбразурой, озарился желтым светом и сразу поредел. Сыпались, посверкивая, гильзы: горячий, пахнущий нагретым металлом воздух обдавал лейтенанта. И ему мерещилось, что это его ненависть, его ярость вырывались наружу непрерывным уничтожающим потоком огня. Он проводил дулом из стороны в сторону, опускал его, приподымал… И жестокое, самозабвенное, страшное и восторженное выражение застыло на его облитом слезами лице.

Ну вот до сознания лейтенанта дошло, что перед ним нет больше врагов - их точно смыло племенем с земли, и он прекратил стрельбу.

- Вы, товарищ командир?..- снова прозвучал рядом слабый, сиплый тенорок. - Не бережете вы боезапаса…

И лейтенант глухо, с расстановкой спросил:

- Анисимов? Какого черта?.. Ранены? Куда вас?

- Это ж последняя моя лента, а вы ее с одной очереди... - проговорил лежавший на земле невидимый пулеметчик. - Погорячились, товарищ командир! - он зашевелился, охнул, выругался и добавил: - В ногу меня, я ее ремнем заместо жгута перехватил... А Бурлаченко вовсе не отзывается.

- Подождите... Потерпите до темноты, ночью мы вас эвакуируем, - сказал лейтенант и утер слезы, застилавшие глаза. - Последняя лента, говорите?

- То-то и есть… Вы бы мне гранату дали, товарищ командир, на всякий пожарный… Сам я не дотянусь…

- Да ладно, отобьемся! - крикнул лейтенант.

Гранату он все же подал - передал ощупью, из рук в руки. Потом, осторожно ступая, чтобы не задеть раненых, пошел из блиндажа.

Наверху посмотрел в небо - оно наполнилось мягким при предвечерним сиянием и на востоке начало слегка синеть, но до ночи оставалось еще не меньше часа - целого часа! Это был слишком долгий, громадный, непосильный срок!

Бой, однако, закончился раньше, чем наступила темнота. И когда Мишугин вскарабкался немного выше, чтобы увидеть, как держится Елисеев со своими гранатометчиками, ему открылось поразительное зрелище. Слева, по железнодорожной насыпи, пробегали люди необыкновенного вида: они казались исполинами на медно-желтом фоне закатного неба, и их светлые просторные одежды, подобно плащам или бурнусам, были пронизаны лучами солнца. Спускаясь с насыпи в широкую полосу фиолетовой тени, великаны как бы исчезали в ней на время и вновь становились видны, попадая на священное место у подножия холма. Часть их залегла там в снегу, открыв огонь по опушке леса, где скрывались разрозненные кучки эсэсовской пехота, другая часть поднималась по склону высоты к Елисееву. И в разливе красноватого света, затопившего равнину, маскировочные накидки, халаты, капюшоны красноармейцев окрашивались в чистый оранжевый цвет… Как стало вскоре известно Мишугину помощь рабочему полку оказал мотострелковый полк, контратакоговавший на исходе дня и

отбросивший противника на всем участке. В развалинах виадука заняла огневую позицию противотанковая батарея, преследовавшая немцев от железнодорожной станции. И Мишугин глядя с вершины холма, не сразу обнаружил неприятельские танки, исчезавшие вдалеке в первых полупрозрачных сумерках…

Он вздохнул и сел на камень, вывороченный разрывом из земли. Минуту-другую он сидел один в разрушенном пустом окопе, как бы недоумением озираясь. Он испытывал чувство странной легкости и пустоты, в то время как его тело мгновенно обессилело. И ему больше всего хотелось сейчас остаться здесь не двигаться, ни о чем не тревожась, наслаждаясь этой блаженной легкостью, обретенной им. Но жизнь, которая еще раз была ему сохранена, - жизнь с ее нуждами, заботами, настоятельными требованиями -вновь уже входило в него. И в перенапряженном сознании Мишугина медленно поплыли мысли о том, что необходимо позаботиться о раненых, установить связь с командиром батальона, получить боеприпасы, отправить донесение. Совершив еще одно чрезвычайное усилие над собой. Мишугин встал.

Связной возвратился в восемь вечера с письменным распоряжением роте немедленно отступать. Части стрелковой дивизии сумели переправиться через реку Протва и рота прикрыла отход дивизии. Начался минометный налет. В тылу ревели моторы.

И Мишугин понял, что рота находится в окружении. Он был человеком стремительного действий, не способным ожидать, таится и выслеживать, оттого каждое поисковое положение, мгновенно раздавшееся в его мозгу, оказалось главны, и в результате главным представлялось все, о чем бы он теперь не думал.

Ему понадобилось не много времени, чтобы построить свои мысли в ряд и рассчитать их по порядку номеров. На первое место встало возможная танковая атака немцев с тыла. Мишугин мысленно немедленно отбил ее. Атака повторилась, и снова он увидел раздавленные сараи, уничтоженные танки и живых курсантов. Но он тут же спохватился и понял, что одним сердцем поражать танки курсантам будет трудно. В роте насчитывается только срок семь винтовок. Если свыше четырехсот противопехотных и полтораста противотанковых гранат.

И есть еще бутылки с бензином, но Мишугин не считал их оружием… “Атаки с тыла мы не выдержим, - думал Мишугин. - Паника сметет взводы в кучу, а танки раздавят...”

И у него осталась одна слепая надежда на то, что атака все-таки начнется из-за рва. Это было не только надеждой - это стало почти желанием, потому что Мишугин, как и все те десятки тысяч бойцов, что однажды попадали в окружение, устрашился невидимого врага в своем тылу.

Мины изредка перелетали через окопы и грохотно садились на огородах. Ни с тыла, ни с фронта ничего не предвещало атаки. Мишугину пришла мысль, что немцы, занимавшие село впереди, находятся на временном отдыхе. Иначе зачем бы они маскироали во дворах машины? Разведчики видели там автобусы. Что это, хозчасть? Мотомехполк? Батальон? Рота? А что, если броском вперед. И разгромить и выйти к лесу, а по нему на север . Но обязательно разгромить! Курсанты должны поверить в свою силу, прежде чем узнать об окружении! А как же раненых? Их восемь человек. И уже семеро убитых…

Обстрел кончился. Мишугин послал связного в четвертый взвод с приказанием подготовить братскую могилу. Он решил с наступлением темноты двигаться по рву на север, схватив раненых, где-нибудь по болоту или по лесу выйти к своим

На кладбище скапливались вечерние тени. Четвертый взвод полукругом неподвижно стоял поодаль широкой темной ямы, а перед нею полукругом лежали семеро убитых, завернутые в плащ-палатки. Вполголоса приказал роте построится у могилы в каре и, ни к кому не обращаясь сказал:

-Откройте их.

Никто из курсантов не сдвинулся с места. Молча, взломав левую бровь, Мишугин осторожно повел глаза по строю, и старшина понял, кого он ищет, и не стал ждать.

Он подошел к мертвецам, и полузажмурясь, начал одной рукой развязывать концы плащ-палаток, и это же стал проделывать Мишугин и тоже одной рукой.

Они одновременно справились над шестью убитыми и разом подошли к седьмому. Это был курсант Мирошкин. Он лежал лицом вниз, а в разрезе шинели, между ногами, торчмя просовывалась голая, по локоть оторванная рука.

Издал птичий писк горлом и выпрямился, поняв , что все, что он задумал с похоронами, - некогда для жизни, ибо, кроме отталкивающего ужаса смерти и тайного отчуждения к убитым, никто из курсантов - сам он тоже - не испытывает других чувств; у всех было пронзительное желание быстрее покончить тут, и каждый хотел сейчас же что-то делать, хотя бы просто двигаться и говорить.

Тогда Мишугин и понял, что “со стороны” учиться мести невозможно. Это чувство само растет из сердца, как первая любовь у незнавших ее.

По тем же самым причинам - вблизи обращенные на него глаза живых - не смог на кладбище сообщить роте ее истинное положение, и тогда же у него окончательно созрело и четко оформилось то подлинное, на его взгляд, боевое решение, пути к которому он искал весь день.

Уже в сумерках рота покинула кладбище и безымянную братскую могилу. У церкви Мишугин снова построил взводы в каре, и курсанты видели, что капитану очень не хватает сейчас опыта.

-Товарищи курсанты! Мною получен приказ… Мишугин замолчал и что-то подумал, кто-то еще боролся с ним и хотел одолеть, - приказ командования уничтожить мотомехбатальон противника, что находится впереди нас, и выйти в район реки Протва на соединение с дивизией, к которому мы приданы.

Атакуем ночью. Огневой подготовки не будет.

Выступление Мишугин назначил на два часа ночи, и с какого направления он ни подводил роту к невидимому селению и сколько бы там не было немцев, они все до одного обрекались на смерть, потому что предоставить им плен в этих условиях курсанты не могли.

Все, что роте предстояло сделать в темноте, Мишугин не только последовательно знал, но и видел в том обостренно резком луче света, который центрировался в его уме предельным напряжением воли и рассудка. Он был уже до конца убежден, что избрал единственно правильное решение - стремительным броском вперед. Курсант не должны знать об окружении, потому что идти с этим назад значило просто спасаться, заранее устрашаясь. Нет. Только вперед, на разгром спящего врага, а потом уже на выход к своим...

Но почти безотсчетно Мишугин не хотель сейчас думать о грядущем дне и о своих действиях в нем. Всякий раз, как только он мысленно встречался с рассветом, сердце просило смутное и неисбыточное - дня не нужно было; вместо него могла бы сразу наступить новая ночь…

Взводы покинули окопы в определенное время и сошлись и построились в поле за рвом. Тут немного метелило и было яснее направление ветра - он дул с востока. Мишугин пошелся перед строем, за чем-то высоко и вкрадчиво, как на минной полосе, поднимая ноги, и в напряженном безмолвии курсанты по-ефрейторски выкидывали перед ним винтовки с голубыми кинжальными штыками и сами почему-то дышали учащенно и шумно.

Мишугин будто впервые увидел свою роту, и судьба каждого курсанта - своя тоже - вдруг предстала перед ним средоточием всего, чем может закончиться война для Родины - смертью или победой. Он вполголоса повторил боевой приказ и задачу роты.

Занятое немцами село рота обошла с юга и в половине четвертого остановилась в низине, поросшей кустами краснотала.

Мишугин приказал четвертому взводу выдвинуться к опушке леса в северной части села и, заняв там оборону, произвести в четыре десять пять залпов по дворам и хатам бронебойно-зажигательными патронами.

Тогда остальные взводы, подтянувшиеся к селу с тыла, бросаются в атаку. Четвертый взвод остается на месте и в упор расстреливает отступающих к лесу фашистов.

Лес завиделся издалека - темная кромка его образовывалась в белесовато-мутной мгле как провал земли, и уже издалека к пресному запаху снега стал примешиваться горьковато-крутой настой дубовой коры. В окостеневшем безмолвии нельзя было отделяться от щемящее чувства заброшенности. Старшина пристально всматривался в троих разведчиков, шедших недалеко впереди с осторожной непреклонностью слепых людей, готовых каждую секунду натолкнуться на преграду, то оглядывался назад и, благодарный кому-то за то, что он не один тут, видел рассредоточенный строй курсантов, далеко выкинувших перед собой винтовки и пригнувшихся, как под напором встречной бури.

Но лес был пуст, таинствен и звучен, как старинный собор, и от его южной опушки до села оказалось не больше трехсот метров. Взвод залег плотный цепью, и сразу летуче запахло бензином - у кого-то пролилась бутылка, старшина лежал в середине цепи, ощущая животом колкие комочки двух “лимонок” в карманах шинели. Стрелки его наручных часов, казалось, навсегда остановились на цифрах 12 и 4. Село виделось смутно. Оно скорее угадывалось, придавленное к земле оцепенелой тишиной. Когда длинная стрелка часов сползла с единицы, воркующем тенором — волновался — сказал: «Внимание!» — и медленно стал поднимать пистолет вверх. Он до тех пор вытягивал руку, пока не заломило плечо. Указательный палец окоченел на спусковом крючке. Не доверив ему, подкрепил его средним, и контрольный выстрел сорвался ровно за минуту раньше времени...

Этот первый залп получился удивительно стройным, как падение единого тела, и сразу же в разных местах села в небо взметнулись лунно-дымные стебли ракет, и было видно, как стремительно понеслись куда-то вбок и вкось пегие крыши построек. Остальным залпам не хватило слаженности —они хлестали село ударами как бы с продолговатым потягом, и старшина не знал, это ли нужно лейтенанту Мишугину.

После пятого залпа какую-то долю минуты во взводе стояла трудная тишина затаенного ожидания и все вокруг казалось угрожающе непрочным, опасным и зыбким. Курсанты начали зачем-то привставать на четвереньки, и только тогда к лесу прикатился поспешно согласный крик атакующих взводов, будто они троекратно поздоровались в селе с кем-то. Крик тут же слился с разломным треском выстрелов и взрывами гранат. При очередной вспышке серии ракет старшина хищно окинул взглядом поляну. Она была голубой и пустынной, и он обещающим и виноватым голосом прокричал своему взводу:

— Сейчас побегу! Сейчас мы их!..

Бой в селе нарастал с каждой минутой. К размеренным выстрелам курсантских самозарядок все чаще и чаще начали примешиваться слитные трели чужих автоматов. Этот звук, рождавшийся и погасавший с какой-то подавлявшей волю машинной торорливостью, был в то же время игрушечно легок и ладен. В нем не чувствовалось никакого усилия солдата. Он был как издевательская потеха над теми, кто лежит с немой винтовкой и слышит это со стороны.Когда в северной части села гулко и звонисто заработали крупнокалиберные пулеметы и там же неожиданно бурно вспыхнуло высокое пламя пожара и завыли моторы, старшина вскочил на ноги и воркующим тенором скомандовал атаку...

Рота вступила в “свой” лес только в седьмом часу, и к тем пятнадцати, которые несли на плащ-палатках, сразу же прибавилось еще двое раненых, спасаясь, несколько немцев проникли сюда.

Чужим приемом - рукоятки в животы - курсанты подняли в лесу разноцветную пулевую пургу. Тут уже били ради любопытства и озорства, подчиняясь чувству восхищенного удивления и негодования - “как из мешка!”. Плотность огня трофейных автоматов и в самом деле была поразительной: они, как пилой, срезали молодые деревья, и на то, чтобы рассчистить себе путь, курсантам понадобилось немного времени. Как только утихла стрельба, раненые один за другим снова начали стонать и простить пить, и с какой-то своевольной властью курсанты приказывали им потерпеть.

— Ну чего развели нуду? К утру доставим в госпиталь, а через неделю будете с орденами и кубиками!

— Это точно! Там их не меньше батальона сыграло...

— Одних автобусов штук сорок было!..

— Да шесть броневиков...

Рота двигалась медленно. Потери немцев росли по мере отдаления курсантов от села, и каждый знал, что он умалил там и к чему прибавил. Это нужно было не им, здоровым и живым, а семнадцати раненым и тем еще одиннадцати, что навсегда остались в горящем селе, кому уже никогда не придется носить ни кубарей на петлицах, ни орденов на груди...

Лес выпуклым полукругом обрывался в поле. Северо-западным краем оно уходило в возвышенность, а восточным — сползало в низину, и там стояло несколько хат, а за ними тянулась какая-то рыжая приземистая поросль. Дальше ничего не виделось, потому что день застрял на полурассвете — узенький, серый и плоский: небо начиналось прямо над верхушками деревьев.

Рота присела на опушке, и Мишугинзаколдованно стал смотреть на избы и на то, что было позади них, - туда предстояло идти, а раненые все время просили воды, и трое из них умерли перед утром, но их несли, потому что Мишугин не останавливался.

Все эти пять или шесть километров, что отделяли роту от места ночного боя, она прошла по восточной опушке леса, и в темноте он казался

нескончаемым, широким и неизведанным, как тайга. Он, словно по заказу, все время заворачивал к северовосоку, и мысленно не раз уже переходил в нем с курсантами ту незримую и таинственную линию, за которой сразу же исчезало представление об окружении и где лишь только тогда изумительно дерзкой победой кремлевцев заканчивался прошлый ночной бой. Но к этому рубежу окончательной победы роту могла привести только ночь, а не этот стыдливый изменник курсантам, плюгавый недоносок неба — день! О если б мог Мишугин загнать его в черные ворота ночи! Загнать его туда на целые сутки, ненужного сейчас русским людям, запоздалого пособника битых в темноте!..

Мишугин повел роту в глубину леса — чуть-чуть назад и больше на запад, и лес уже не был прежним: он мог быть значительно гуще, запущенней, а в нем то и дело попадались давно и аккуратно! сложенные кучки валежника, давно и чисто прибранные по-лянки и просеки. Он был избит глубокими скотными тропинками и стежками, припорошенными снегом, и на их обочинах в кустах орешника пугано тетенькали синицы. Западная опушка показалась еще издали. Лес кончался тут густым мелким осинником. За ним полого поднималось наизволок серое поле, сливавшееся с серым небом.

Рота сидела в лесу в круговой обороне. Раненые, перевязанные и забинтованные индивидуальными пакетами, лежали в середине круга. Они стонали, подлаживаясь тоном друг под друга, - может, им легче так было, - и уже через час их голоса стали для роты привычной тишиной леса. Разведгруппы, посланные Мишугиным к востоку и западу от леса, возвратились разновременно.

Сержант, с двумя курсантами, ходивший на запад, доложил, что с бугра, километрах в двух отсюда видна водонапорная башня.

Наверное, колхоз. А может, станция какая-нибудь. Уточнить не удалось. Не идти же туда днем? Вторая разведгруппа доложила, что избы, видневшиеся с восточной опушки, называются Калиново. Немцев там не было. Свои прошли на Москву позавчера ночью.

День разгуливался — небо углублялось, а лес становился прозрачнее и мельче. В одиннадцатом часу над ним неизвестно откуда неслышно появился маленький черный самолет с узкими, косо обрубленными крыльями. Он не гудел, а стрекотал как косилка, и колеса под его квадратным фюзеляжем искалеченно торчали в разные стороны. Он снизился к самым верхушкам деревьев и начал елозить над лесом, заваливаясь с крыла на крыло, помеченные черно-желтыми крестами.

Кто-то из невесело-раздумчивых русских солдат с первых же дней войны назвал этот чужой самолет-разведчик «костылем», вложив в это слово презрение и горькую обиду — его трудно было сбить. Он часто попадал в сосредоточенный огонь нескольких зенитных батарей и, искореженный, почти бескрылый и бесхвостый, не улетал, а утягивался, сволочь, туда, откуда появлялся, после чего наступало жестокое лихо бомбежки. Курсанты впервые видели «костыль». Он трижды прошел над ротой, и казалось, что этому летучему гробу достаточно одной бронебойно-зажигательной пули, чтобы он рухнул. Но Мишугин трижды повторил команду не стрелять: до вечерних сумерек было каких-нибудь пять часов, и желание остаться незамеченными перерастало у него в уверенность, что разведчик не видит роту.

- Вверх не смотреть! Не шевелиться! — застыв на месте, вполголоса кричал Мишугин, и курсанты гнули к коленям головы, исподтишка косясь в небо.На пятом залете самолет неожиданно взревел и трудно полез вверх. Из-под его колес вываливалось что-то бесформенное, сразу же развернувшееся широким белым веером, и на роту в медленном трепете начали опадать листовки.

Они застревали в верхушках деревьев, садились на каски и плечи курсантов, порошили раненых. Прислонясь к сосне, Мишугин смотрел на роту. Он видел ее всю сразу и каждого курсанта в отдельности, и то, чего он ждал, было ему противным, немым и темным, но он продолжал ждать и не снимал с рукава листовку, прилипшую к отсыревшему ворсу, и никто из курсантов не прикасался к листовкам. «Нет, они не возьмут листовки, — подумал лейтенант Мишугин.

Решение... Была минута, когда захотелось принять его всей ротой, но он мысленно представил себе, как по открытому месту, днем, в тылу у немцев на восток двигается колонна из тридцати курсантов, несущих четырнадцать раненых. Очевидно, другого решения рота принять не могла, и раненых непременно понесли бы впереди, потому что враг на востоке для курсантов не существовал. Если же сообщить курсантам, что рота находится в окружении, то тем более все выскажутся за то, чтобы немедленно идти на восток — там ведь свои! В этом случае роту ожидало единственное ии неминуемое - разгром. Лучше бы встретить врага в лесу, чем в поле, потому что лес, как и грядущая ночь, был союзником курсантов. Лейтенант приказал роте залечь в цепь, но не на западной, а на восточной опушке леса, лицом к лесу.

- Самолеты сюда... Много, - крикнул кто-то. Самолетов еще не было видно, но с каждой секундой рокот усиливался. Старшина приподнялся и гляну в небо, но тут же припал к земле и сжался - из длинного журавлиного клина, каким шли самолеты, прямо на них отвестно падали три передних бомбардировщика и услыхал над собой круто нарастающий свист оторвавшийся от самолетов бомб. Они легли позади и слева, колыхнув и сдвинув землю, и в грохоте обвала сразу же обозначился очередной, до самой души проникающий вой. Эта серия бомб взорвалась тоже позади их, но значительно правее, и старшина мысленно крикнул: “Внимание!” - и не непостижимо резким рывком кинулся вперед, в глубь леса.

Он упал возле сосны, и когда вернулся, то на мгновенье увидел наклонно бегущих в лес и падающих у кустов и деревьев курсантов, клубы синеватого праха на опушке, в их промежутках - далекие силуэты изб и над ними несколько штук завалившихся на нос черных самолетов.

Вид этих пикирующих на деревню “юнкеров” уколол его сердце надеждой - “может, не все перекинутся туда”, - и одновременно он подумал, что раненых переносить в избы было нельзя.

Он видел, как в одиночку и группами разбегались по лесу курсанты. “Что ж он... его мать, завел, а теперь...” Это он подумал о Мишугине, но тут же забыл о нем, придавленный в земле отвратительным воем приближающихся бомб.

Мысли, образы и желания с особенной ясностью возникали и проявлялись в те мгновения, которыми разделялись взрывы, но как только эти паузы исчезли и лес начал опрокидываться в сплошную грохочущую темноту, старшина ни о чем уже не думал - тело берегло в себе лишь страх, и он временным лежал под деревом, вцепившись в него обеими руками, то куда-то бежал и в одну и ту же секунду ощущал дрожь земли, обонял запах чеснока и жженой шерсти; видел над лесом плотную карусель самолетов, встающие и опадающие фонтаны взрывов, летящих и заваливающихся деревьев, бегущих и лежащих курсантов, до капли похожих друг на друга, потому что все были с раскрытыми ртами и обескровленными лицами; видел воронки с месивом песчаника, желтых корней, белых щепок и еще чего-то, невыразимого словами; видел куски ноздреватого железа, похожего на баббит, смятые каски и поломанные винтовки.

Поддаваясь великой силе чувства локтя, он бежал туда, где больше всего людей, и дважды оказывался в поле и дважды возвращался в лес - в поле было страшнее: десятки самолетов чертили над ним широкие заходные выражи.

Наконец для тех, кто был жив, наступила минута тягостного провала в глубину времени, свободного от воя и грохота бомб, но заполненного напряженным ожиданием окончательного взрыва земли: бомбы не рвались, а самолеты продолжали кружить над лесом, и облегченно-ровный их рокот постепенно увязал и растворялся в другом - накатно-тяжком, медлительном и густом. Под это водопадное слияние звуков мало кто заметил, с какого направления вошли в лес танки и пехота противника…

Ночь была глухой и пустынной. Сквозь белесую пелену туч звезды просачивались желтыми пятнами, а по земле синим утомленным чадом стлался туман, и все окружающее казалось полуверным и расплывчатым.

Курсант шел в двух шагах сзади с винтовкой на правом плече и с автоматом на левом, и, оглядываясь, старшина каждый раз встречал его радостно смущенные глаза. Он был из первого взвода. Фамилию его старшина не помнил, а спрашивать не хотелось. Не хотелось ничего не думать, ни разговаривать, ни жить, и все свое тело старшина ощущал как что-то постороннее и не нужное. Он был пуст, и ко всему глух и невосприимчив, и он не мог прибавить или убавить шаг ноги двигались самостоятльно, без всякого его усилия и воли.

Где-то далеко впереди размеренно работали тяжелые орудия. Сначала слышалось обрывистое “дон-дон”, а через десяток шагов впереди ворчали взрывы, и старшина невольно забирал влево, на север. Они дважды присаживались в поле и молча курили перемешанную с песком и галетными крошками махорку курсанта, запрятав цигарки в рукава, потом опять шли на северо-восток.

13-я рота курсантов под командованием лейтенанта Мишугина осталась прикрывать отход наших частей и почти полностью погибла в ожесточенных боях. На этом оборонительные бои советских войск на территории 37-го укрепрайона Можайской оборонительной линии закончились.

Сергей Баренц

ПОДОЛЬСКИЕ КУРСАНТЫ

Березовая тишина...

Березовая тишина, как парашют на стропах,

Виснет.

Она стекает с желтых листьев

На травы, где прошла война.

Из тишины растут грибы,

Их лижет пламя золотое,

А я все слышу грохот боя

И напряженный ритм пальбы.

Откуда этот странный гром?

Откуда он? Откуда он?

И почему не утихает?

Быть может, в сердце он моем

Возник и память обжигает.

Мне от него уйти нельзя,

Мне от него нигде не скрыться.

Знакомые я вижу лица

В пыли

И грустные глаза.

Вхожу в Ильинское:

Село,

Каких в лесах России много.

Тут пролегла моя дорога

И прошлое по ней прошло.

Осенний день.

Тревожный день

Под серым, низким небосводом.

Нам женщины из деревень

Несли в окопы миски с медом.

Но под Москвой

В тот грозный год

Был для солдата горек мед.

И память, словно вестовой,

Меня ведет в тот страшный бой.

Гляжу вперед: Враги идут.

Асфальт кромсают их подковы.

Но их в селе курсанты ждут.

Сердца их к подвигу готовы.

Подольские курсанты! Им

Здесь суждено до смерти драться,

Входить в бессмертье. И прощаться

С невозвратимым , дорогим.

Кто скажет мне , что это сон,

Давно минувшие страницы?

Тот день, что сталью опален,

В солдатских думах повторится...

Мне от былого не уйти.

Оно - со мной, оно - в пути.

Там было каждому

По двадцать.

Когда и девушкам в любви

Не смеют юноши признаться.

Но под осколками. В крови

Они на рубеже стояли,

Жгли вражьи танки,

Умирали –

И за любовь,

И за страну,

И за лесную

Тишину.

Березовая тишина...

Березовая тишина.

Лесов осеннее дыханье.

Шепчу я павших имена,

Что наша добрая страна

В сердца вместила

И в преданья.

Шоссе струится на Медынь,

Молчат разрушенные доты.

Но в эту стынь и в эту синь

Идут на перекличку роты.

И командир, что вел их в бой

Под небом сумрачным и низким,

Перед народом и страной

Передает векам их списки.

И пусть всегда

В честь тех ребят,

Достойных и стихов и бронзы,

Листвою нежною шумят

Родные русские березы.

И по Варшавскому шоссе,

Где враг выбрасывал десанты,

Навстречу буре и грозе

Идут подольские курсанты.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ЗИМОЙ СОРОК ПЕРВОГО

До 6 декабря наши войска вели ожесточенные оборонительные бои, сдерживая наступление ударных фланговых группировок противника и отражая вспомогательные удары на Истринском, Звенигородском и Наро-фоминском направлениях. В ходе этих боев противник понес значительные потери. С 16 ноября по 6 декабря по далеко не полным данным нашими войсками было уничтожено и захвачено, не считая действий авиации: танков — 777, автомашин — 534, орудий — 178, минометов — 119, пулеметов — 224; потери противника убитыми — 55170 человек.6 декабря 1941 года войска нашего Западного фронта, измотав противника в предшествующих боях, перешли в контрнаступление против его ударных фланговых группировок. В результате начатого наступления обе эти группировки разбиты и поспешно отходят, бросая технику, вооружение и неся огромные потери. После перехода в наступление, с 6 по 10 декабря, частями наших войск занято и освобождено от немцев свыше 400 населенных пунктов...”'

Из сообщения Совинформбюро 12 декабря 1941.

Прежде, чем говорить об этом, необходимо вернуться по времени немного назад. 16 ноября 1941 года германские войска, развернув против западного фронта 13 танковых, 33 пехотные и 5 мотопехотных дивизий, начали второе генеральное наступление на Москву.

Противник имел цель, силами 3-й и 4-й танковых армий наносить удар со стороны г. Волоколамск, в направлении городов Яхрома и Дмитров с целью охвата Москвы с севера. Силами 2-й танковой армии наносить удар со стороны г. Тула (хотя этот город и не был взят немцами) в направлении г. Кашира и далее, с целью охвата Москвы с юга. Центральная группировка группы армий "Центр" стояла на рубеже г. Наро-Фоминск и далее на юго-восток по р. Нара. Этот фронт занимала 4-я полевая армия немцев.

Цель: заставить советское командование распылить прибывающие с востока резервы по флангам, затем нанести удар в центре, вдоль Варшавского шоссе. Не получилось. Фланговые группировки фашистов (3-я,4-я,2-я танковые армии), понеся большие потери, были остановлены и начали переходить к обороне. В это время 4-я полевая армия нанесла удар в центре, в районе пос. Кубинка, но и этот удар был отражен. Вот тогда то и началось контрнаступление наших войск, причем без передышки, которую фашистское командование использовало бы для организации обороны. Удары наносились по фланговым группировкам, которые, не выдержав напора наших войск, начали отход на запад.

В это время, держа оборону по р. Нара, заканчивала переформирование 53-я стрелковая дивизия, в которую включались остатки 312-ой и 17-ой стрелковых дивизий. 17-я стрелковая дивизия практически формировалась с нуля, то же самое происходило со 113-ой стрелковой дивизией. 53-я стрелковая дивизия, как и в сентябре, перекрывала Варшавское шоссе, но только не по берегу р.Десны, а по берегу р. Нара. В декабре в состав 43-й армии была включена 26-ая отдельная танковая бригада. По штату в бригаде должно быть 46 танков, в том числе 10 тяжелых -КВ-1, 14 средних - Т-34, остальные легкие разных марок.

В действительности, по ряду причин, бригада имела 30 танков, в том числе 14 средних Т-34 и 16 легких (я бы назвал-легчайших) танков Т-60, производства Горьковского автозавода. Эти танки имели экипаж 2 человека, на вооружении 20 мм автоматическая пушка, двигатель бензиновый, автомобильный и легкая прогивопульная броня, да и один пулемет "ДТ", калибр 7,62 мм.

Обученность личного состава 53-й, 17-й стрелковых дивизий была невысокой, особенно это касалось тактики ведения наступательных боев, ведь соединения только сформировались. Все это относится и к 26-й танковой бригаде.

Согласно директиве командующего Западным фронтом генерала армии Г. К. Жукова 43-я армии при взаимодействии с 33-й армией должна была не позднее 18 декабря нанести мощный удар и овладеть рубежом Балабаново-Воробьи. Затем продолжить наступление и освободить Малоярославец, который находился в полосе наступления 43-й армии.

Для осуществления малоярославецкой операции командарм генерал-майор К.Д.Голубев, начальник штаба А.Н. Боголюбов, начальник оперативного отдела А.И. Любарский и член Военного Совета С.И. Шабалов в течение суток подготовили план ее проведения. По этому плану создавались две ударные группы: первая - 93-я стрелковая новая дивизия под командованием генерал-майора К.М. Эрастова и части 5-го воздушно-десантного корпуса во главе с полковником С.С.Гурьевым. Им было приказано наступать на Балабаново — Воробьи, выйти к поселку Обнинское и, далее, продвигаясь вперед на Скрипорово и Городню, достигнуть Кудиново. В его районе перекрыть Варшавское шоссе, лишив немцев шансов на отступление по нему и отрезав возможный подход подкрепления.

Вторая группа, в которую входили 53-я стрелковая дивизия под командованием полковника А.Ф.Наумова и 17-я стрелковая дивизия под командованием генерал-майора Д.М.Селезнева, должна была наступать вдоль дороги от Тарутино через Угодский Завод (ныне город Жуков) на Малоярославец. В связи с этим некоторым частям 17-й стрелковой дивизии предстояло совершить обход Малоярославца с юга, наступая на Маклино и Радищево, и тем самым перекрыть немцам путь по Калужской дороге, а также «оседлать» Варшавское шоссе в районе Трубицино.

Таким образом, находившиеся в Малоярославце немецкие 34-я пехотная и 19-я танковая дивизии оказывались в окружении.

Наступление ударных групп обеспечивали батареи артполков и батальоны 26-й танковой бригады (командир - полковник Д.М.Бурдов).

Наиболее сложной частью данного плана являлся выход в тыл врага, включавший перекрытие шоссе Малоярославец— Боровск, чтобы немцы не могли вырваться из города.

Во время фашистской оккупации в Малоярославце находился штаб 4-ой немецкой армии фельдмаршала фон Клюге. Город был подготовлен к длительной обороне. В нем сосредоточили армейские учреждения, всевозможные склады, военно-ремонтные мастерские боевой техники. Город окружали противотанковые рвы, окопы в полный профиль, проволочные заграждения и минные поля. Все главные улицы простреливались танками и артиллерией, а кирпичные здания были превращены в своеобразные крепости. На крышах домов и чердаках занимали позиции немецкие автоматчики.

Малоярославецкая наступательная операция советских войск началась утром 18 декабря 1941 года. После часовой артиллерийской подготовки, вслед за танками 26-ой танковой бригады поднялась пехота соединений генерала Эрастова и полковника Наумова.

Сопротивление немцев было отчаянным, поэтому части 43-й армии, несмотря на неоднократные попытки, не смогли сразу прорвать мощную оборону врага.

Только 25 декабря под натиском наших войск противник стал отступать. В ходе напряженных боев немцы потеряли тысячи солдат и офицеров, но и потери Красной Армии были велики.

Разгром фланговых группировок немцев и их поспешный отходна запад вынудил командующего 4-ой полевой армии начать отход с рубежа р. Нара на рубеж р. Протва. По этой реке (по правому берегу) заняла оборону 34-й пехотная дивизия немцев. Непосредственную оборону г. Малоярославца осуществляла 19-я танковая дивизия противника. Наши части с середины декабря перешли к преследованию врага, который прикрывал свой отход сильными арьергардами.

К концу декабря 53-я, 17-я стрелковые дивизии подошли к р. Протва, но все попытки прорвать оборону немцев не увенчались успехом.

Теперь немного остановимся еще на одной войсковой части, принимавшей непосредственное участие в освобождении г. Малоярославца и сыгравшей в ней очень важную, можно сказать, решающую роль.

Это был особый батальон Военного Совета Московского военного округа. В принципе батальон осуществлял охрану штаба округа, но готовился он и для других целей, в том числе для уличных боев в случае прорыва немцев непосредственно в Москву. Соответственно комплектовался только бойцами и командирами, имевшими награды, боевой опыт, опыт разведывательно-диверсионной деятельности, глубоко преданными своей Родине. Отбор в батальон производился штабом округа, никакой человек "с улицы" туда попасть не мог. Батальон был прекрасно вооружен и экипирован. Для него создавался резерв, который использовался для восполнения боевых потерь.

Часть батальона еще в середине ноября принимала участие в оборонительных боях на Можайском направлении, затем, как батальон, была передана в оперативное подчинение командира 93-й стрелковой дивизии 43-й армии.

Состав батальона: две стрелковые роты, пулеметная рота, минометная рота, батарея 76 мм пушек, взвод истребителей танков, другие подразделения обеспечения и обслуживания. Численность батальона (на фронте) 702 чел., командир батальона майор Эппельград А.И.

В конце декабря 1941 года 5-я стрелковая дивизия вела активную подготовку к наступательным операциям, в частности, на центр немецкой обороны в деревне Воробьева. Она была важным стратегическим пунктом обороны противника, потому что стоит на высоком холме, открывающим вид на 10 и 15 км вокруг. С запада за деревней железные и шоссейной дороги, с востока - речка Суходрев.

Деревня Воробьево была превращена противником в сильный опорный пункт обороны.

В ней находилось до роты пехоты противника.

На вооружении у немцев было 6 тяжелых пулеметов, две артиллерийские батареи, батарея 81-миллиметровых минометов, в глубине обороны находились четыре дальнобойных орудия, а на переднем крае обороны находились две замаскированные противотанковые пушки, возведен снежный вал с гнездами для пулеметчиков и автоматчиков.

В подвалах домов села были оборудованы огневые точки. Перед передним краем обороны устроены противотанковые и противопехотные минные поля. Склоны изрезанных берегов реки покрыты летящим панцирем. Уже слышалась артиллерийская канонада.

Юноши - партизаны из села Воробьева установили связь с разведкой наступающей Красной армии. Тогда Володя Карцев решил привести отряд советских воинов в тыл немецкой обороны.

Штурмовой группой, в которую попал Володя, командовал тот самый сержант, к кому он вышел, перейдя линию фронта, для проводки воинов в тыл немецкой обороны, - маленький, подвижный, веселый человек, с лицом, испещренным множеством мелких морщинок, и с большими глазами, но таким искрестыми, что казалось будто они беспрерывно меняют цвет.

- Так ты из Воробьев? - переспросил сержант с выражением одновременно и радости и как бы даже недоверия.

- Бывал , что ли? - спросил Володька.

Проходил я через Воробьево, - сказал он, помолчав.

- И Гончаровку я оборонял. Все, кто обороняли, кто погиб, кто в плену, а я вот снова тут. Слыхал стишки?

- Про таких, как я , сложены, - сказал сержант, посмеялся и подмигнул Володьке.

И сержант прочитал с серьезным лицом.

Был задет не раз в атаке, -

Зажило, чуть видны знаки.

Трижды был я окружен,

Трижды - вот он! - вышел вон.

И хоть было беспокойно,

Оставался невредим

Под косым и под трехслойным,

Под навесным и прямым...

И не раз в пути привычном,

У дорог, в пыли колонн,

Был “рассеян” я частично

И частично “истреблен”.

Так прошел день и наступила ночь.

В то время, когда командир дивизии ставил задачу ротному прибывших лыжников в количестве 123 человек, бойцы, которым предстояло решать эту задачу, спали. Спал и Володька.

В три часа ночи их разбудили. Бойцы выпили по чарке водки, съели по полкотелка мясного супа, засыпанного крупой, и по доброй порции пшенной каши. И под прикрытием темноты, ложбинками и кустарниками, стали накапливаться на исходных для атаки рубежах.

Под ногами передвигавшихся группами бойцов образовалась грязная кашица из мокрого снега и глины. Метров в двухста уже ничего не было видно. Загудела тяжелая артиллерия, а последние группы бойцов еще подтягивались к открытой местности луга, берегу речки Суходрев с востока, из Смахтино и залегли в этой мокрой каше.

Орудия били размеренно, методически, но их было так много, что звуки выстрелов и взрывов снарядов сливались в непрерывный гул.

Володька лежал рядом с сержантом и видел перемещающие в темноте через реку, справа от них и прямо над ними, то круглые, то красные шары, слышал их скользящий шелест, резкие разрывы на той стороне и гул дальних разрывов в селе, и эти звуки возбуждающе действовали на него, как и на его товарищей. Немцы только подбрасывали мины в места, где они предполагали скопление пехоты. Наступающие подразделения были встречены ожесточенным перекрестным пулеметным огнем. Цепи то поднимались, то залегали от уничтожающего пулеметного огня и разрывов артиллерийских снарядов, мин. Снова и снова поднимались и бежали вперед, спотыкаясь о кочки в глубоком снегу. Для многих это были последние шаги в их жизни. Большой луг и берега реки были завалены убитыми и ранеными. Перед наступлением саперы построили через речку деревянный мост, через который переправились танки 18-й танковой бригады, но были подбиты противотанковыми орудиями противника и еще долго будут оставаться на лугу, напоминая им о кровопролитных боях за с. Воробьево.

И вторая атака успеха не имела.

Только на рассвете бойцы, наступая с северо-востока бежали по льду, казалось, в абсолютной тишине внезапно ворвались в село. На деле по наступающим били с того берега, и люди падали на льду. Черный дым из серный запах волнами накатывались на бегущих сквозь движущуюся массу воздушного дыма. Но ощущение того, что все вышло правильно и все будет хорошо, уже владело всеми бойцами.

Володя, оглушенный этой внезапной наступавшей тишиной, пришел в себя, когда уже лежал рядом с сержантом на том берегу в воронке развороченной земли. Сержант со страшным лицом стрелял во что-то прямо перед собой из автомата, и Володя увидел не далее как шагах в ста от них высунувшись из полузасыпанной щели сотрясающейся хобот пулемета и тоже стал стрелять в эту цель. Пулемет не видел ни Володю, ни сержанта, а видел что-то более дальнее и мгновенно захлебнулся.

Село было далеко справа от них, по ним уже почти не стреляли, и они все дальше и дальше отходили от берега в глубь соснового бора. Спустя уже немного времени на сосновый бор, по всему направлению их движения, стали ложиться снаряды, посылаемые из села.

У невидных в дыму, но хорошо знакомых Володьке сосен их снова встретил сильный огонь пулеметов и автоматов. Они залегли и лежали так довольно долго. Как только противник открыл огонь, вынужден был пойти в атаку с теми группами, которые были у него под рукой, а завязался бой в центре села. Огонь из зданий открылся такой сильный, что Владимир перестал стрелять и уткнулся лицом в снег. А когда он решил наконец поднять голову, никого уже не было возле него. Вернее всего было бы предположить,

На рассвете немцы подтянули артиллерию из Детчина и начали обстрел позиций советских воинов. После ожесточенной артиллерийской стрельбы показались вражеские цепи. Гитлеровцы во весь рост двинулись на высоту, непрерывно стреляяиз автоматов. Они надеялись психической атакой запугать советских бойцов и одним ударом захватить Воробьево. Но враги просчитались. Советские воины не дрогнули. Атака была отбита с большими потерями для оккупантов. Оставив десятки убитых и раненых, немцы отошли на исходные позиции.

Снова началась артиллерийская подготовка, и снова — атака. Так повторялось несколько раз. Борьба шла двое суток. Враг понес огромные потери. Редели и ряды отважных советских воинов. Смертью храбрых пали многие бойцы. Тяжело был ранен командир отряда, вышел из строя пулемётчик. За пулемет лег юный партизан Володя Карцев. И пулемет ожил. Смертельный огонь снова и снова заставлял гитлеровцев откатываться назад.

Бой продолжался третьи сутки. К исходу дня от героических защитников осталась небольшая группа. На высоту двинулись немецкие танки. Стало ясно, что удержать Воробьево не хватит сил.

Захватив раненого командира, оставшиеся в живых красноармейцы и партизаны начали отходить лощиной в лес. Володя остался прикрывать отходящих огнем из пулемета, но был убит подкравшимсяк нему сзади фашистом.

Взбешенные отчаянным сопротивлением советских воинов, гитлеровцы бросили в горящий дом безжизненное тело советского патриота Володи Карцева. Сидевшая в погребе жительница деревни Воробьево Наталья Копылова видела это. И, когда немцы ушли на другой конец деревни, бросилась в горящий дом и вытащила из пламени тело партизана. Вскоре советские войска снова овладели высотой и с воинскими почестями похоронили славного сына Советской Родины.

25 декабря части Красной армии вышли на рубеж Высокиничи нынешнего Жуковского района – Недельное - Прудки. 26 декабря 238-я стрелковая дивизия во взаимодействии с 19-й стрелковой бригадой овладела Чухловкой. 173-я стрелковая дивизия, наступая на Детчино и Лисинки, освободила Бобровку, Павловку, Дубровку, Пнево-Цибарово и Пнево-Романово. Жестокий бой разгорелся у села Недельное, которое дважды переходило из рук в руки.

27-28 декабря бои шли с переменным успехом в районе Большие Луга, Пнево-Романово, Михеево, Лисенок, Быково ,Осоргино, Гурьево, Муратово. Освобождение территории Малоярославецкого района шло быстрыми темпами.

Так, 29-31 декабря с частями 5-ой гвардейской, 17-ой, 53-й, 173-й, 238-ой стрелковых дивизий и четырех бригад - 19-й, 26-й, 30-ой и 34-й было освобождено более 20 населенных пунктов, и в том числе Кожухово, Городня, Бородухино, Кривоносово, Калиново, Барденево, Абелей, Алешково, Штеево и другие. Предстояло освободить от оккупантов районный центр Малоярославец.

Основная тяжесть выполнения этой задачи выпала на долю войск 43 -й армии. 53 стрелковая дивизия полковника А.Ф. Наумова, перейдя в наступление с берегов Нары 25 декабря и 28 декабря, освободив Белоусово, что в нынешнем Жуковсксм районе, повела наступление на Малоярославец. Одновременно к ней двигались 26-я танковая бригада под командованием полковника Д. Б. Бурдова и 17-я стрелковая дивизия под командованием полковника Д. М .Селезнева.

Уже готовился замысел операции по освобождению г. Малоярославца. В операции задействовались 53-я стрелковая дивизия и 26-я танковая бригада 43-ей армии, 17-я стрелковая дивизия 49-ой армии, две бригады 5-го воздушно-десангного корпуса (ВДК) на лыжах и особый батальон Военного Совета МВО.

28 декабря 1941 года батальон Военного Совета МВО прибыл в расположение 53-й стрелковой дивизии. Командир батальона попросил сутки на доразведку противника.

Старший сержант отправился с двумя бойцами добывать «языка». Немцы укрепились на берегу реки. Сержант с бойцами подполз с противоположного берега. У него был автомат, у бойцов — винтовки. Видят — на берегу блиндаж, у блиндажа пулемет, а рядом с ним, точно заяц, прыгает немецкий часовой.

Сержант говорит:

— Этого положим на месте. Вылезет из блиндажа второй — и его положим, а третьего,— их тут трое, не меньше,— третьего в ноги, чтоб не ушел, и возьмем его в качестве «языка».

Сержант начал действовать.

Часовой упал, не шевелится. Замертво упал и второй, третьему дали, как условлено, по ногам. Только двинулись к речке, как выскочил из блиндажа четвертый, бросился к пулемету и открыл огонь. Старшего сержанта ранило в локоть левой руки.

Пришлось отойти, залечь в снег.

Бойцы говорят:

— Товарищ старший сержант, идите во взвод, перевяжитесь.

— Нет, я его так не оставлю,—отвечает сержант — Меня уж злость взяла, я его так не оставлю.

А четвертый немец палит, головы от снега не поднять. Лежат.

Один из бойцов замечает, что в тыл к ним заходит пятерка немцев. Медленно идут гуськом по глубокому снегу, внимательно всматриваясь в местность.

— Ну, так мы этих и возьмем,— решает сержант. — Я бью головного, вы второго и третьего, а последних двух испытаем. Либо залягут, либо побегут, тогда и посмотрим, как с ними быть.

Первые три немца пали замертво, уцелевшие сначала легли, затем панически побежали назад.

Сержант, вскочил.

— Хальт! — закричал он. — Сдавайся!

Двое немцев подняли руки. Разведчики повели их в штаб.

Шумно и тесно стало на дорогах, ведущих к позициям. Фронт продвигался вперед, оставляя за собой груды военной техники врага, превращенной в железный лом.

По дорогам, по тропам, по целине, несмотря на глубокие снега, тянулись полковые обозы; ездовые, чтобы согреться, по старому русскому обычаю разминали ноги — шли рядом, плечом подпирая сани на взгорьях или сдерживая на крутых съездах; вихрем проносились и тотчас исчезали в метели лыжные батальоны в белых халатах; гарцевали конники, держа наготове клинки; мчались батареи и дивизионы гвардейских минометов; хрипели танки, тягачи, тракторы, грузовики — вся громада наступающей армии устремилась на запад.

Лютовали декабрьские морозы. Курил поземкой ветер, загривками опоясывая дороги. И сам воздух, казалось, стал тверже от стужи — его вдыхали маленькими глотками, как глотают лед. Трудно было говорить, но разве можно удержаться, не перемолвиться с товарищем, когда лежат у дороги, уткнувшись стволами в канавы, меченные свастикой танки и орудия, а рядом, в снегу, трупы немецких солдат, скрюченные, посиневшие, все еще как будто страдающие от холода.

Штабисты не успевали накалывать карты булавками с красными флажками. В начале контрнаступления красные флажки вспыхивали над селениями. Красная Поляна, Теряева Слобода, Высокиничи... Потом этих флажков стало так много, что они закрыли целые районы. Пришлось переходить на крупномасштабные карты и отмечать только большие селения и города.

Фронт контрнаступления развернулся на сотни километров. Не выдерживали удара, ломались железные суставы вражеских танковых колонн. Севернее Москвы — в районе Клина, южнее волжских озер, на Истринском водохранилище потерпели поражение и отступали остатки северной ударной группировки (3-я и 4-я танковые группы, потерявшие почти все свои танки). Стремительно наступая на правом крыле, 30-я армия генерала Лелюшенко уже 11 декабря освободила Рогачево и начала взламывать опорный узел в Клину. Соседняя 1-я ударная армия генерала В. И. Кузнецова заняла Яхрому и, преследуя по пятам отступающие дивизии противника, вышла юго-западнее Клина. 20-я армия освободила город Солнечногорск. Войска 16-й армии Рокоссовского ворвались в Истру.

Трещала по всем швам и южная группировка неприятеля. Потрепанная в прежних боях 2-я танковая армия откатывалась назад. Танки с личной эмблемой Гудериана безмолвно стояли в снегу, как укрощенные роботы.

Войска 10-й армии, управляемые генералом Голиковым, на плечах бегущих в панике немцев ворвались в города Михайлов и Епифань. Тем временем 50-я армия Болдина и 1-й кавалерийский корпус генерала Белова разгромили три фашистские танковые дивизии, одну моторизованную, одну пехотную дивизии и эсэсовский полк «Великая Германия».

Московское контрнаступление успешно поддерживали соседние фронты — Калининский и Юго-Западный.

Коротки были зимние дни, не хватало светлого времени для боя. До позднего утра окрестности были окутаны туманом или мела поземка. Из-за низких облаков пробивалось солнце, и только к 11 часам дня можно было кое-что видеть, если стихала метель. В 15 часов наступали сумерки, а через час-другой окутала землю темнота. Но и в эту пору полыхали бои. От вспышек сотен орудийных залпов, от огня подожженных деревень становилось светло как днем.

Советские войска спешили опередить бегущих немцев и уходили в глубокие рейды. На Истринско-Волоколамском направлении ушел в рейд 2-й гвардейский кавалерийский корпус, ведомый бесстрашным и неукротимым Доватором. После искусного маневра, корпус забрался глубоко в тыл, перехватил пути отступления вражеских войск. Кавалеристы были неистощимы на смекалку. Нередко эскадроны сопровождались пехотой, следовавшей на санях. Сани привязывались постромками к седлам. И когда в лунную ночь передвигались колонны всадников, за которыми ехали на санях стрелки, автоматчики, пулеметчики, — немцы разбегались суматошно, боясь удара этой мчащейся лавины.

Германский фронт разваливался.

На дорогах бегства немецкие солдаты гибли, от русских пуль, коченели на морозе. В это же время в штабах летели погоны некогда хваленых победителей. Занемог сам командующий группой армий «Центр» фельдмаршал фон Бок.

Раньше он страдал болезнью желудка. Когда же его войска понесли поражение под Москвой, физическое состояние фон Бока резко ухудшилось. И он, хватаясь за живот и корчась скорее от душевных, нежели от физических болей, не чаял часа, чтобы передать командование другому.

На его место был назначен генерал-фельдмаршал фон Клюге. Мнительный, он внушил себе, что если поедет на фронт, то сложит полову либо от своих, либо от русских. И он неотлучно просиживал в штабе, который находился в лесу западнее Смоленска, диктуя оттуда грозные приказы по телефону и радио. Кончилось тем, что разгневанный фюрер отстранил от командования и фон Клюге.

После ожесточенного боя 29 декабря воины 5-го воздушно-десантного корпуса овладели Балабаново. На следующий день части 93 стрелковой дивизии и 26-й танковой бригады освободили Белоусово. Вечером 30 декабря воины 53-й и 17-й стрелковых дивизий ворвались в Угодский Завод.

В ночь с 31 декабря 1941 г. на 1 января 1942г. отряд подготовленных диверсантов из состава особого батальона ползком переправился по льду через р. Протву в районе д. Потресово. Без стрельбы, действуя толькохолодным оружием, уничтожил непосредственное охранение немецких позиций и также бесшумно уничтожил несколько блиндажей, занятых немцами. По условному сигналу весь батальон переправился на правый берег р. Протвы, еще больше расширил участок прорыва и передал его командованию 53-й стрелковой дивизии.

Батальон был полностью экипирован белыми маскхалатами, лыжами и санями на лыжах. Имея при себе только стрелковое оружие и легкие минометы, боеприпасы, сухой паек и другое самое необходимое имущество, переправился через р. Лужа у станции Шемякино, без выстрелов пересек железную дорогу и Варшавское шоссе и , еще затемно , подошел к станции Малоярославец со стороны нынешнего ООО "Агрисовгаз".

В 1941 году там был просто лес и одно железнодорожное ответвление, так называемая "Горка", которая использовалась для формирования составов поездов. Батальон, подойдя к станции, изготовился к бою и ждал команды. В то же время, воспользовавшись прорывом обороны немцев, командование 53-й стрелковой дивизии ввел в него два стрелковых полка, которые к утру 1 января изготовились к атаке на немцев со стороны Медвежьего луга (дорога на Боровск) и Ивановского луга.

Немцы начали беспокоится только после того, как пропала связь с подразделениями, занимавшими оборону в районе д.Потресово, перестали взлетать осветительные ракеты. Поздно было.

Два стрелковых полка начали атаку со стороны Медвежьего и Ивановского лугов, на правом фланге дивизии в направлении улиц Ивановской, им. Ухтомского подразделения 10 - ой бригады 5-го ВДК также перешли в наступление. Стрелковый полк (223-й) и 26-я танковая бригада - вдоль Варшавского шоссе, 17-я стрелковая дивизия, наконец, прорвав оборону по р. Протве, начала движение к ст. Малоярославец. После завязки боя части 34-ой пехотной дивизии немцев начали отступление к Малоярославцу. Когда все резервы 19-й танковой дивизии немцев были брошены на отражение атак наших войск, тогда особый батальон штурмом взял станцию Малоярославец, взорвал выходные стрелки на Брянск и удерживал станцию до подхода подразделений 53-й стреловой дивизии.

За полночь громовые раскаты потрясли помещение, в котором находился генерал-фельдмаршал фон Клюге.

-Русские прорвались! Мы окружены! – кричал перепуганный адъютант.

Генерал выбежал на улицу. Город уже обкладывали огнем артиллерия, танки прорыва.

Клюге сел в бронированную машину - осколки близких взрывов стучали о бронь - и под огнем еле выбрался из пекла.

Неближний, опасный путь проделал Клюге, пока доехал до станции. Станция выглядела уныло. Все пути были занесены снегом. Медленно, пыхтя, пробивался сквозь сугробы маневровый паровоз. Остальные же стояли. Вереницы вагонов, покрытых снегом и льдом, были загнаны в туннели. Вся товарная станция как бы обледенела. Только сейчас генерал вспомнил, что войска не имеют достаточных запасов снарядов, патронов, зимней одежды, для того чтобы вести оборонительные действия. Где обещанный армии эшелон, как сообщалось в шифрограмме, с драгоценным грузом. С трудом Клюге подъехал к штабному вагону. Клюге вышел молча и пошел к вагону , тяжело вытаскивая ноги из снега и поминутно оглядываясь. На соседних железнодорожных путях стоял эшелон. В вагонах вместо боеприпасов, без которых его армия гибла, были ящики с вином. В дороге вино замерзло, бутылки полопались, и на ящиках висели куски красного льда. Клюге вдруг померещилось, что это замершая кровь солдат, и он, скрипя зубами и впервые проклиная берлинских правителей, пошел прочь от штабного вагона.

Батальон Военного Совета МВО сдав 53 стрелковой дивизии свои боевые позиции, начал выполнять следующую задачу.

Задача была такая - выдвинуться к развилке дорог в городе Малоярославце, которые ведут на Калугу и Юхнов т.е. на Варшавское шоссе, занять круговую оборону и не дать возможности отступления немцев по Варшавскому шоссе на г. Медынь. Для подстраховки действий батальона, была выдвинута на лыжах одна из бригад 5-го ВДК, 201-я бригада, которая перекрыла Варшавское шоссе в районе д. Шумятино. Казалось, что Малоярославецкая операция войск Красной армии будет успешной. Немцы, почуяв полное окружение и уничтожение, начали отход.

Остатки 19-й танковой и 34-й пехотной дивизий, а так же остатки других соединений и частей вермахта выходили по ул. Зеленой на д. Карижа, далее на села Панское, Игнатьевское, еще далее - на г. Медынь.

Здесь мы перейдем к размышлениям. Подразделение или войсковая часть, попав в полное окружение, имеет три выхода:прорваться к своим, сдаться на милость пообедителя или отдать свою жизнь подороже. Яркое подтверждение этому - защитники Брестской крепости.

Операция по освобождению Малоярославца была фронтовой, значит к ее разработке приложил свою руку командующий Западным фронтом генерал армии Г.К.Жуков, наш земляк. Может и что-то личное было, в смысле содействия своей "малой Родине". Но как бы то ни было дорога на села Карижа, Панское, Игнатьевское - свободна для отступления немецких войск от Малоярославца. Что это: недостаток сил или замысел?

Как решение - приемлемы оба варианта. Скорее всего первый вариант - недостаток сил. Немцам оставили самую длинную дорогу до Медыни, по лесам, полям, оврагам, покрытым метровым слоем снега. И мороз минус 30 градусов. Путь был около 50 км. Русский "дед Мороз" тоже не ждал. Сколько там захватчиков окочурилось на морозе, мне не известно, но это все таки дало возможность частям вермахта выйти из Малоярославца и соединиться со своими частями в г. Медынь. По второму варианту необходимы бригада, или полк, усиленные артиллерией, которые заняли бы круговую оборону возможно в районе д. Игнатьевское. Вот там положили бы немцев больше, чем в г. Малоярославце, ликвидировали бы две дивизии немцев. Но это только рассуждения.

1 января 1942 года в 1.30 по сигналу красных ракет - начался штурм города. Три батальона 475-го стрелкового полка ворвались в город. Минометчики открыли огонь по его центру. 12-ый стрелковый полк ворвался в Малоярославец с севера, прошел вдоль его западной окраины и вышел на шоссе, ведущее в Медынь.

2 января в городе продолжались тяжелые уличные бои, в которых с нашей стороны участвовали 53-я и 17 -ая стрелковые дивизий. Враг упорно сопротивлялся, но вынужден был сдавать квартал за кварталом.

Скоро почти весь город был в наших руках. Только в восточной его части немцы пытались удержать несколько кварталов и вели оттуда отчаянную стрельбу. Полковник А. Ф. Наумов лично руководил штурмом восточной части города, находясь в пятистах метрах от ожесточенного сражения. В этом бою отличились артиллеристы лейтенанта Горохова. Точной стрельбой прямой наводкой они уничтожали огневые точки и опорные пункты врага. Порой бой переходил в рукопашные схватки. К 12.00 гитлеровцы прекратили сопротивление. Путь к отступлению на запад был им также закрыт.

В боях за Малоярославец было уничтожено около 4 тысяч немецких солдат и офицеров. Наши трофеи составили 35 танков, 12 танкеток, 13 бронемашин, 560 автомашин, 160 орудий, 65 минометов и многое другое.

4 января 1943 года 43-я армия получила приказ наступать на Медынь. Продвижение армии шло без оперативной паузы и довольно быстро. Так, в тот день 5-ый воздушно-десантный корпус значительно продвинулся в сторону Юрьевского, а 17-я стрелковая дивизия вышла на рубеж Костин -Мурзин хутор, 415-я стрелковая дивизия взяла Рябово и вела бой за Ерденево. 5 января советские части и соединения вели бой в районе Шемякина, Рылова, Трубицына, Костина, Куклехи, Мальцева, Олешина, и освободили Кудиново, Татарское и ряд других деревень.

В этих боях советские воины проявили большое мужество. Так, например, героически сражалось за Васильевское подразделение лейтенанта Воронежского. В рукопашном бою оно овладело деревней. Атакующих прикрывал пулеметный расчет сержанта Горбунова. Будучи раненным, Горбунов не оставлял поля боя, а продолжал сражаться. Также раненым продолжал вести бой наводчик минометного расчета Ганденко. На окраине Васильевского отличился молодой боец - коммунист Михайлов. Несмотря на сильный огонь противниками поднял бойцов в атаку и сам с гранатой в руке бросился вперед. Враг был смят. Васильевское вновь стало советским.

В этих боях 53 -я дивизия потеряла до 70 процентов командиров и комиссаров.

На следующий день 217-я стрелковая дивизия освободила Малую и Большую Шубинки.

Южнее Малоярославца продвигались, очищая от врага территорию Малоярославецкого района, части и соединения 49-й и 5-й гвардеской армий. Фронт 49-й армии был очень растянут. Ее войскам противостояли шесть пехотных и одна танковая дивизий противника вдоль р. Протвы в сторону Малоярославца и до четырех пехотных дивизий со спецчастями и охранным полком СС - на рубеже от Алексина Тульской области до Тарусы, а также на Высокиничском направлении. Преодолев их сопротивление, армия уже 31 декабря вышла на линию Ерденево-Детчино-Николаевка. В районе Детчина шли очень ожесточенные бои , в ходе которых отдельные населенные пункты по несколько раз переходили из рук в руки. В боях за освобождение родной земли героически сражались воины всех родов войск - артиллеристы, стрелки, минометчики, танкисты и другие.

В числе артиллеристов отважно сражался дивизион 511-го артиллерийского полка 133-й стрелковой дивизии под командованием капитана Александра Васильевича Чапаева - сына легендарного героя гражданской войны В. И. Чапаева. В районе Детчина, ведя огонь по врагу прямой наводкой, артиллеристы уничтожили около 200 гитлеровцев, а уцелевших обратили в бегство. Части 6-й гвардейской стрелковой дивизии, 30-й, 34-й, 23-й стрелковых бригад под прикрытием артиллерийского огня вновь перешли в наступление и освободили шесть населенных пунктов, в том числе Гончаровку, Кордюковку, Родинку.

9 января 173-я стрелковая дивизия освободила Лисенки, Тимохово, Багрово, железнодорожный разъезд Сляднево, Детчино.

10 января 238-я стрелковая дивизия освободила Николаевку, Кирюхино, Сляднево.

В деревню, глубоко обойдя ее по оврагу, ворвался передовой пехотный отряд отступающих немцев численностью до взвода, с тремя ротными минометами и двумя крупногабаритными пулеметами. Отряд имел целью внезапно атаковать русских, смять их и открыть путь своей колонне, уже втянувшейся в овраг. В колонне было около трехсот человек и сорок санных упряжек с убитыми и ранеными офицерами. В колонне шли офицеры и младшие чины штаба и тыла 134-ой пехотной дивизии. Уже по пути к ним примкнула раздерганная рота саперов и человек двадцать артиллеристов, потерявших в боях всю свою материальную часть. В хвосте тянулась оставшаяся в живых группа артистов цирка выступавших в частях и оказавшихся в Малоярославецком “котле”. Большинство артистов погибло в пути от стужи и перестрелки.

Бой наверху оврага разгорелся и уходил в сторону, но сигнала для следования колонна не получала, и сотни зачугуневших от мороза сапог нетерпеливо похрустывали снежком, все уминали и уминали его.

Командир орудия старшина тихо крякнул, но жестоко: - К орудию! “Не орудие, а прощай, Родина, - подумал сержант Пушкарев и прислушался к редеющей стрельбе в деревне.

- Сразу не накроют, как и это пушечка дел им натворит.

- Осколочным!

- Есть осколочным!

- Огонь!

Орудие ахнуло - гремучий огонь рванул белесую темноту, ослепил, в лица пахнуло сладковато-гнилой, теплой еще гарью. Стремительно утянув за собой по-хищному острый свист, снаряд разорвался где-то в овраге, приглушенно и немо.

- Осколочным!

- Есть осколочным!

- Огонь!

Пушка ахнула - белое пламя на этот раз качнулось почему-то книзу, опалило снег, а старшина, вероятно довольный расчетом и стрельбой орудия, стал командовать спокойней. Артиллеристы действительно хорошо знали свое дело и работали с безмолвной согласованностью - только повторялись команды, только коротко звенькали выброшенные из казенника гильзы да, само собой, конечно, ахала пушка, мягко откатываясь на загустевшей смазке.

По щитку со щелком ударила очередь крупнокалиберного пулемета, броня отозвалась железным треском, будто ее нагрели и она лопнула от жару. Две пули одна за другой залились куда-то перевертышем, с сердитым пчелиным жужжанием.Глушков присел в сугроб и потянул за собой Пушкарева, тот тихо опустился рядом - шуба его колоколом легла на снег.

- Это я, товарищ старшина.

- Да, да, Глушков, вижу. Вижу, что ты. А наших-то там всех, до единого. Двое мы выскочили. Как выскочили, сам бог, поди, не знает. — Пушкарев устало указал рукой, и Глушков разглядел в стороне бойца, зарывшегося в снег, только и чернел у него верх шапки да пулемет в руках.

- С автоматами задавили. Сейчас сюда — другой им дороги нет. А ты как здесь?

- Да к вам побежал, товарищ старшина.

- А кто велел?

Глушков промолчал.

- Все своевольничаешь, Глушков.

Глушков только сейчас обратил внимание, что Пушкарев очень часто и вяло плюется на снег черными сгустками крови.

- Ранены вы, что ли, старшина?

Но Пушкарев, вглядываясь туда, куда била пушка, говорил свое:

- Ты, как тебя, Глушков, оставайся здесь. Он с пулеметом — заменишь на случай.— Старшина повернул к Глушкову свое окровавленное лицо.— Я, того... с носом что-то совсем неладно и голова.

По щиту орудия опять секанул крупнокалиберный — у ящиков со снарядами кто-то вскрикнул и замычал нехорошо, протяжно, видимо, не мог передохнуть.

- Осколочным!

Старшина зачерпнул на рукавицу снегу, приложил его к перебитой переносице и вдруг сунулся, лег в снег.

- Старшина, что ты? Помочь чем или как? Да что замолк, зараза? — Глушков подумал, что старшина кончается, и закричал в бессильном отчаянии, стал трясти его: — Погоди до утра. Зараза проклятая, как же так...

Глушков никогда не думал и, разумеется, не сознавал, что старшина Пушкарев уже давно сделался ему самым дорогим и самым близким человеком, был ли старшина Пушкарев умен, добр, храбр, Глушков не знал, но в то, что со старшиной не всякая опасность опасность, а жизнь — даже под пулями — надежна , верил.

— Что же ты так-то?..

Впереди, вроде бы на каком-то возвышении, — туман обманывал зрение, — как коптилка под ветром, замигал огонек, рядом с ним еще и еще. Тут же над головой понеслись и понеслись пули: у артиллеристов что-то зазвенело. Глушков отполз от старшины, выстрелил раза три или четыре, вылавливая на штык те судорожные огоньки и наперед зная, что не причинит им никакого вреда. Рядом дважды коротко, но внушительно рыкнул «дегтярь». Справа дал о себе знать охватовский пулемет: он бил долго, без передыху, а в морозном воздухе ушел, пришел и опять ушел странный звук — у-аза, у-аза, у-аза!

Огоньки на время потухли. Умница пушка: артиллеристы, вероятно, оценивали обстановку. И вдруг опять ударила пушка, и замигали огоньки, и наперебой зачастили оба пулемета.Немцы сосредоточили все свое внимание на одинокой пушке и перли на нее, но охватовский пулемет внезапно ударил им во фланг, вдавил их в снег и сам осторожно затих.

Со стороны оврага потянуло свежим морозным ветерком, туман быстро, на глазах, поредел, и на землю пролился рассеянный свет луны; снег подернуло мягкой и густой синевой.

Глушков воспользовался передышкой и пополз обратно к старшине Пушкареву, чтоб зарыть его в сугроб, но старшина был жив и полулежал на снегу, прикрывшись от ветра воротником шубы. Встретил Глушкова чужим, ослабевшим голосом, тихонько обрадовался:

Ты опять? Полежи давай. Нам бы в сторону от пушки-то.

- Давай я помогу — отползем.

- Что ты, как тебя... Глушков. Пушку стеречь...

Пушкарев устало вздохнул и смолк. Глушков уже не допытывался, что же на самом деле хотел старшина, а тот собрал губами лежавший на рукаве снег, освежив во рту, приободрился:

- В кармане у меня адреса ребят и свой адрес...

- Да пошел ты...

- Рано или поздно... На дорогу выходят. Ты как тебя , старина все почему-то забывал фамилию Глушкова... Ты, как тебя... Христом-богом... не пускай их на дорогу. Автомат бы тебе да во фланг им. Во фланг. Как тебя...

- Я попробую, товарищ старшина. Подыхать — так всем тут .

Глушков вскочил на ноги и, согнувшись, побежал навстречу немцам, забирая все вправо и вправо, рассчитывая обойти цепь ступающих. Несколько раз он падал в снег и переворачивался, чтобы вываляться в снегу и быть менее заметным. Но как он ни уклонялся в сторону, немцы заметили его и обстреляли, тогд он пополз по-пластунски, набив колючего снегу и в рукава, и валенки, и даже за воротник гимнастерки. В ушах у него до того шумело, что он не слышал, как снова вспыхнула и разгорелась перестрелка: снова били пулеметы и автоматы с обеих сторон, била пушка. Потом он уж больше отдыхал, чем полз, и вдруг в голове его закружились необычные мысли,— вернее, обрывки мыслей, очень замутившие его душу.

«Человек, он ведь все равно чувствует свою смерть. Пушкарев вон об адресах заговорил. А у меня снег под рубашкой тает — и будто не мое все это. Вот как столкнулись — ни им, ни нам нет выхода — смерть. Да нет же, да не может быть, как же это ничего не видеть, не знать! Да нет же, я не чувствую смерти, и не могут убить меня. Как же мир то без меня? Зачем он тогда? К чему? Кому? Ведь мир то только и существует, что существую я...»

Более трех часов шел бой в деревне, и немцы, поняв наконец, что в обороне русских потеряна всякая система и организованность, ринулись из оврага, потекли густой колонной.

Орудие стреляло в упор до последней возможности и умолкло только тогда, когда немцы обошли позицию и напали с тыла. Артиллеристы дрались прикладами карабинов, лопатой, банником, а сержант завладел немецким автоматом, но тот оказался без патронов, и сержант, прижавшись спиной к щиту, махал увесистой клюкой до тех пор, пока его не проткнули штыком.

С убитых артиллеристов немцы содрали все, что могли. А коротенький и пухлый, явно нестроевого типа, солдат в высоко подрезанной шинельке напялил на свою голову гайбидуллинскую шапку, не додумавшись снять с нее красную звезду. Уже когда мимо шла колонна, кто-то сунул в ствол пушки гранату-толкушку, и деревянная ручка, выброшенная взрывом, со страшным визжанием пролетела над головами людей. Видимо, тот, кто подорвал гранату, дико захохотал, но хлопнул выстрел и оборвал этот смех...”

Несколько строк о наших освободителях. 53-я стрелковая дивизия продолжала бой вдоль Варшавского шоссе в составе 43-й армии. Весной 1942 года дивизия была передана в состав 33-й армии, которая в результате боев в январе-апреле понесла большие потери. Летом 1942 года дивизия убыла под Сталинград. К этому времени 33-я армия командарм генерал-лейтенант М.Г. Ефремов крайне нуждался в пополнении личным составом, техникой и боеприпасами.

Получив приказ о наступлении на Вязьму, ефремовцы в конце января 1942 года совершили глубокий прорыв и вышли на подступы к городу. Но освободить Вязьму так и не удалось. В результате просчетов командования и несогласованности действий основных соединений Красной армии противник нанес удар по коммуникациям ефремовской армии.

Три ее дивизии во главе с командармом оказались отрезанными. Попытки организовать прорыв на соединение с окруженными частями Ефремова и Белова силами соединенных 43-й, 49-й, 50-й армий не привела к успеху. Кольцо вокруг группировки 33-й армии сжималось все сильнее. Противники сбрасывали листовки с требованием сдаться, в ответ на которые генерал Ефремов отправлял шифрограмму в штаб: “Прошу покрепче продолбить район с врагом.”

В кольце окружения на начало апреля находилось около десяти тысяч боеспособных солдат и офицеров и более трех тысяч раненых и больных.

Катастрофически не хватало продовольствия, медикаментов и оружия. Солдаты поели все ремни от голода, болели и умирали от свирепого тифа, не могли нормально передвигаться в размокших от воды валенках, несли раненых на себе. Обессиленные части армии регулярно обстреливались пулеметным и минометным огнем. Ефремов неоднократно просил разрешения на самостоятельный прорыв, но не получал его. Вместе с тем ни одного факта коллективной сдачи в плен зафиксровано не было. Ефремовцы храбро принимали бой за боем — они знали, что где-то рядом с ними - вместе с ними! - идет их командир.

С вечера 13 апреля связь со штабом 33-й армии была потеряна. В ночь на 14 апреля 1942 года ефремовцы наконец пошли на прорыв через ледяную воду реки Угры. Выйти к своим удалось лишь немногим. Свой последний бой группа Ефремова приняла 19 апреля в лесу юго-западнее деревни Дегтянки (Кочки). Там генерал сделал свой последний выстрел.

Выход отдельных групп ефремовцев из окружения продолжался до мая. Из всех относительно крупных пробивавшихся с боем частей не вышла только группа командарма...

Тяжелораненый командарм (солдаты несли его на носилках), попрощавшись со своим окружением и приказав им выходить из кольца любым возможным способом, застрелился, предпочтя смерть плену. Последними словами его было: «Воевал со своей армией и умирать буду с ней».

Немецкое командование отдало приказ похоронить русского генерала в близлежащей деревне Слободке со всеми воинскими почестями. Противник отдал дань уважения его мужеству - после залпов в небо выстроившимся солдатам в назидание было сказано: «Сражайтесь за Германию так, как сражался Ефремов за Россию».

В 1943 году, когда Вязьма и прилегающий к ней территории были освобождены от немецко-фашистских захватчиков , Сталин неожиданно для многих отдал распоряжение об установке памятника генерал-лейтенанту М.Г. Ефремову, его бойцам и командирам, погибшим во время боев в окружении.

5 ноября 1946 года в Вязьме, был установлен Величественный монумент, посвященный подвигу Ефремова и его воинов. Он стал первым памятником, установленным сразу после войны по решению совместного правительства.

Есть легенда, что в металл на его отливку пошли отстрелянные гильзы. Их жители Вязьмы собирали на городских улицах.

17-я стрелковая дивизия осталась в составе 49-й армии, воевала в ее составе. 26 танковая бригада весной 1942 года потеряла статус “отдельной танковой бригады” и вошла в состав вновь формируемого 2-ого танкового корпуса. В результате боев весь корпус и бригада, в том числе, стали “гвардейскими”, соответственно изменившем свою нумерацию.

Особый батальон военного Совета МВО после боев под Малоярославцем был отозван из состава 53 стрелковой дивизии, соответственно и из 43-й армии, так как непосредственной угрозы дпя Москвы уже не было. Приступил к своим обязанностям в городе Москва. Командир батальона майор Эппельград А.И. накануне наступления был ранен, вывезен в Москву, так, что его преемник майор Довбыш руководил батальоном во время освобождения города Малоярославца.

Приказом командующего Западным фронтом от 10.01.1942 года 479 бойцов и командиров в подчиненных ему войсках были отмечены правительственными наградами, а также 84 бойца и командира особого батальона Московского Военного округа за освобождение города Малоярославца. От имени Президиума Верховного Совета СССР командующий фронтом мог награждать медалями и орденами, вплоть до ордена Ленина. Потом все наградные материалы пересылались в Москву, где наградной отдел или управление занимались только представлением материалов лицам, которые подписывают соответсгвующие документы.

В январе 1942 кинооператор В. С. Ешурин снимала документальный фильм “Бой за Малоярославец” непосредственно во время сражения. Роль военных кинооператоров в документирования событий военного времени трудно переоценить. Беспристрастный взгляд кинокамеры отражал то, что могли передать строки корреспондентов и кадры фоторепортеров.

Такие документальные сведения хотелось сообщить нашим читателям.

Работа предназначен для массового читателя, а также в качестве пособие для преподавателей “ОБЖ”, новейшей истории России, краеведов при рассмотрение соответствующих вопросов, касающихся Московской, Калужской областей, а также для работников и посетителей местных музеев, читателей библиотек, для лиц, интерисующихся историей родного края.

Леонид Решетников

СРАЖЕНЬЕ ПОД СТОЛИЦЕЙ

Сраженье под столицей

В начале декабря

Мне помнится и снится

До этих пор не зря.

Вдоль Минской автострады,

Как вдоль разградмежи,

Остатки мехбригады

Держали рубежи.

В той битве , на пределе,

Близ городских застав,

Машины поредели,

Иссяк людской состав.

И штабом обороны

Приказ нам отдан был:

Оставив часть заслона,

Бригаде выйти в тыл.

Но все пути -дороги –

Хоть до столицы - шаг –

До самого порога

Уже позанял враг.

И мы, чтобы к столице

Пройти, к тылам своим,

Должны сквозь лес пробиться

Маршрутом обходным.

Ни тропки , ни дороги –

В лесу , среди ночи .

В сугробах тонут ноги,

Буксуют тягачи.

А впереди колонны,

Вразбивку и подряд,

Деревья, как колонны,

По грудь в снегу стоят.

И вот , вблизи рокады,

За снежный кроясь вал,

Остатки той бригады

Идут на лесовал.

И в снег ложатся косо

Хлысты крутых лесин.

И крутятся колеса

На оборот один.

В лесу, в снегу, в кромешной

Ночи, вблизи врага,

Была работа спешной

И злой, как те снега...

Вот за леска гребенкой,

Сквозь стылый мрак и лед,

Как галькой по щебенке,

Ударил пулемет.

Светящуюся трассу

Метнул над головой.

Пропиливаем трассу

Под самою Москвой.

Мы знаем, дата мщенья

Грядет. Близка она.

А враг за униженье

Заплатит нам сполна.

В свой срок. А нынче плечи

Гудят и бьет озноб.

Подрост вокруг калеча,

Сосна летит в сугроб.

Летит над лесом, мимо,

Ракета иль звезда...

Летят необратимо

Недели и года.

А я все вижу , вижу,-

Забыться не могу! –

Чем дальше вдаль, тем ближе

Тот путь сквозь лес, в снегу.

И снова что есть мочи,

Чтоб выйти из кольца,

Я лес валю...

Той ночи –

Ни краю, ни конца!

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.

ПАМЯТЬ О ГЕРОЯХ СВЯЩЕННА.

Сегодня на Малоярославецкой земле находится более 30 воинских захоронений. Из них: одно воинское кладбище и 20 братских могил. В них покоится прах свыше десяти тысяч солдат и офицеров. На захоронениях установлены памятные плиты со скорбящими списками погибших воинов. Обелиски, стеллы, памятники и памятные знаки. Они возвращают нашу память к тем грозным, страшным годам…

Святая память, которую нельзя заставить молчать.

1. Братская могила Курган Славы с монументом “Скорбящая Родина - мать” находится в городе Малоярославец.

На центральной площади города, которая носит имя маршала Г. К. Жукова, 9 мая 1975 года был открыт Курган Славы с монументом “Скорбящая Родина - мать”, олицетворяющий народную память о воинах 312- ой и 17- ой стрелковых дивизий, 53- ей саратовской дивизии и 26 - ой танковой бригады погибших в боях с фашистскими захватчиками за г. Малоярославец и населенные пункты: д. Коллонтай, д. Миличкино, д. Трубицино в 1941-1942 годах.

Перезахоронение воинов из могил, расположенных в вышеуказанных пунктах, произведено в 1955 году. Захоронение имеет мемориальную доску с фамилиями 84 захороненных воинов.

В мае 1990 года у подножия Кургана Славы почетным гражданином Малоярославца Добровым Александром Сергеевичем, политруком батальона 201-й воздушно - десантной бригады , был зажжен Вечный огонь.

22 июня 2003 года с правой стороны Кургана Славы открыт памятный знак малолетним узникам фашистских концлагерей, в основание которого была заложена капсула с бухенвальдской землей.

В 1996 году в общественную организацию объединились бывшие малолетние узники фашистских концлагерей. Сегодня в ней зарегистрировано более 700 малоярославчан. Из них 98 человек были в лагерях за пределами СССР, остальные - в лагерях размещавшихся в Белоруссии , Прибалтике и Украине. Угнали в рабство 502 человека, из которых 52 погибли в плену, многие стали инвалидами.

В 2004 году около Кургана Славы был заложен камень в память малоярославчан, погибших в локальных войнах.

2. Фрагмент мемориального комплекса находится в с. Ильинское, Малоярославецкий район, у Варшавского шоссе (автотрасса Москва – Рославль ).

Фрагмент мемориального комплекса “Ильинские рубежи” 37-й ПУР, сооруженный в 1975 году в память о подвиге 2,5 тысяч подольских курсантов, которые мужественно сражались в октябре 1941 года на защите подступов к Москве.

В центре памятника на мраморной плите надпись “Слава героям Великой Отечественной войны, защитившим родной край от врага”.

Автор памятника скульптор Юрий Александрович Рычков. Открытие мемориального комплекса состоялось 8 мая 1975 года - в дни празднования 30-летия Победы Советского народа над фашистской Германией.

Тогда же, у подножия памятника был зажжен Вечный огонь памяти и славы героям Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.

Автор мемориального комплекса “Ильинские рубежи” - Киреев Евгений Иванович, заслуженный архитектор РСФСР, лауреат Государственной премии.

3. Воинский мемориал на братской могиле советских воинов в д. Воробьево, Малоярославецкого района.

В 50 – 60 - х годах двадцатого столетия останки наших воинов из многочисленных могил, разбросанных по деревням Воробьево, Гончаровка, Степичево, Алешково, перезахоронили в братскую могилу, на центральной площади д. Воробьево, в которой в настоящее время покоится прах 995 воинов, из них в начале было известно по именам только 37 человек.

Участник освобождения деревни Воробьево от немецко-фашистских захватчиков А. И. Величко, проводя исследовательскую работу в центральном архиве МО СССР установил еще 103 фамилии, которые были увековечены на надгробных плитах братской могилы накануне 50-летия Победы советского народа над немецко - фашистскими войсками.

По ходатайству Московской секции Совета ветеранов 5-ой Гвардейской городской орденов Красного Знамени и Суворова 2- ой степени стрелковой дивизии к 50-летию освобождения д. Воробьево от захватчиков 13 января 1992 года решением Исполкома Воробьевского сельского совета центральной площади деревни Воробьево было присвоено имя 5-ой Гвардейской стрелковой дивизии.

Решением сельской Думы сельского поселения “Деревня Воробьево” от 2 апреля 2011 года мемориальной площади у братской могилы деревни Воробьево присвоено имя “5-ой Гвардейской стрелковой дивизии”.

На Братской могиле установлен памятник-скульптура “Воин-освободитель” на прямоугольном постаменте.

У подножия памятника три мраморные плиты с установленными фамилиями захороненных воинов. С правой стороны на черном мраморе надпись: “Вечная память героям-землякам Воробьевского сельсовета, погибшим в годы Великой Отечественной войны. Подвиг Ваш бессмертен”.

4. Памятник на братской могиле воинов Красной Армии

в д. Михеево Малоярославецкого района.

Памятник установлен в честь воинов, погибших за освобождение населенных пунктов: Михеево, Мандрино, Смахтино, Якушево, Бутырки, Дубровка, Лисенки, Торбеево, Букрино. В 1941-1942 годах. В ходе боев погибло 2883 человека. В братской могиле покоятся 135 погибших Советских Воинов. В 1953 году был установлен памятник-скульптура «Воин-Гвардеец», на прямоугольном постаменте.

После реконструкции в 1999 году, братской могилы, памятник установлен на цилиндрическом постаменте. Впереди на расстоянии пяти метров установлены плиты из белого мрамора, с установленными фамилиями захороненных воинов. В центре на мраморной плите надпись: «Вечная слава Героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей родины в Великой Отечественной Войне 1941-1945 г.г.».

5. Памятник на братской могиле советских воинов в

с. Детчино Малоярославецкого района.

В 1953 году на месте захоронения погибших воинов был, воздвигнут памятник - скульптура “Воин - Гвардеец”, установленный на круглом постаменте. С большой яркостью и правдивостью запечатлен простой в суровом облике Советский воин, подчеркнув черты отваги, стойкости, человечности и благородства. По сторонам установлены стелы с фамилиями 833 захороненных войнов, погибших за освобождение села Детчино и деревень Авдотино, Верхние Горки, Большие Луга, Малахово, Таурово .

В центре на белой мраморной плите надпись: “Вечная память героям павших в борьбе за свободу и независимость нашей Родины 1941-1945 гг”.

За правой стелой - захоронение воинов 312-й стрелковой дивизии, которые числились без вести пропавшими Кусалиев Елемес 1915-1941 и Тажиев Кадыр 1915-1941 ( с.Гребенщик, Гурьевская область, Казахстан).

С правой стороны братской могилы накануне 75-летия Победы советского народа над фашистской Германией установлен памятный знак войнам РККА 312- ой стрелковой дивизии защищавшим с. Детчино в октябре 1941 года.

С левой стороны братской могилы установлен памятник Герою Советского Союза Н.С. Алпатову, жителю поселка Детчино.

Он был призван в действующую Красную армию в марте 1942 года. Пройдя краткосрочную воинскую подготовку в учебной команде одной из частей 49-й армии западного фронта, получил первое боевое крещение в ожесточенных боях за овладение городом Юхнов.

Город был освобожден 05.03.1942 года. В этих боях Алпатов был тяжело ранен. Оказавшись в госпитале, едва восстановив способность держать оружие, он снова просится на фронт.

Теперь его фронтовая дорога привела в район г. Старая Русса Новгородской области. Здесь вела упорные оборонительные бои 254-я стрелковая дивизия, сдерживая противника, рвавшегося к Москве. Алпатов был зачислен в 933-й стрелковый полк в полковую 120-ую минометную батарею. В составе этого соединения он прошел большой и славный путь от Старой Руссы Северо-Западного фронта по степям Украины, Молдавии, громил врага в Румынии, Польше, Германии и закончил свой боевой путь в Чехословакии.

Особо отличился в боях при форсировании Днепра. 2 октября 1943 г. в составе небольшого десанта форсировал реку севернее г. Черкассы. Прикрывал огнем переправу и бой десанта за плацдарм. 17 октября 1943 г. в ночном бою за д.Крещатик подавил огонь нескольких минометов врага, уничтожил 2 пулемета, подбил машину с грузом.

22 февраля 1944 года Указом Президиума Верховного Совета СССР Н.С. Алпатову было присвоено высокое звание Героя Советского Союза. Награжден орденом Ленина, медалями.

6. В 1967 году установлен памятник “Скорбящая мать” воинам Красной Армии, погибшим за освобождение населенных пунктов

37- ого ПУР на братской могиле 130 км Московско-Киевского шоссе

В могиле похоронено 38 воинов РККА, погибших в боях за освобождение населенных пунктов: станции Ерденево, деревни Ерденево и поселка Головтеево в 1942 году.

С большой правдивостью и яркостью запечатлен простой облик скорбящей матери, подчеркнув олицетворяющую народную память о войнах, человечности и материнского ожидания. Прекрасно найдена композиция. Удачно использован материал.

Впереди на расстоянии трех метров установлены плиты из белого мрамора, с фамилиями захороненных войнов.

В центре на мраморной плите надпись: “Вечная память Героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины в Великой Отечественной Войне 1941-1945 гг”.

7 . Памятник в парке санатория “Воробьево” на месте захоронения погибших воинов, Малоярославецкий район.

Надгробие братской могилы представляет собой статую Советского воина с автоматом в руках, поникнув скорбно головой.

На лицевой стороне постамента надпись: “Погибшие войны за освобождение д. Воробьево 1941-1945 гг. У памятника разбит цветник. Захоронение производилось местными жителями.

Если сравнить потери дивизии при освобождении деревни Воробьево и при штурме города и первоклассной крепости Кенигсберг, то картина выглядит так: в боях за Воробьеве со 2 по 5 января 1942 года убито 210 человек, ранено более 600, всего потери составили более 800 человек: в боях за город и крепость Кенигсберг с 6 по 9 апреля 1945 года было убито 186 человек, ранено — 571, всего потери — 757 человек.

При оценке потерь в боях за Кенигсберг необходимо учитывать фактор возросшего оснащения армии, приобретенный боевой опыт, но все же в Воробьево это были очень большие потери за деревушку из 18 домов. Основная тяжесть освобождения деревни легла на 586-й стрелковый полк, который потерял здесь половину своего личного состава.

О кровопролитных боях и больших потерях 586-го стрелкового полка за деревню Воробьево калужский поэт А. Морозов писал:

На Воробьево шла пехота,

Навстречу бил свинцовый шквал,

Атаку ту из пулемета

Сержант Заика прикрывал.

В село атакой взвод ворвался

И с боем двинулся вперед,

Но сам сержант не подымался

Умолк навечно пулемёт,

...Лишь помнят — жарко было драться,

Бой за шоссе упорным был:

Легло десятков восемнадцать

Там в ложе братских двух могил.

8. Памятный мемориал на воинском кладбище (перезахоронения) советских воинов, которые до последнего времени числились без вести пропавшими на территории 37-й ПУР.

Воинское кладбище расположено при выезде из г. Малоярославец на пятом километре шоссе Малоярославец-Детчино.

В ноябре 2014 года было внесено дополнение в Федеральный закон от 13.03.1995 г. №32 – ФЗ “О днях воинской славы и пямятных датах России”, который установил новую памятную дату в нашей стране 3 декабря - День Неизвестного Солдата.

Ежегодно на территории области проводятся “Вахты памяти”, во время которых поисковики перезахоранивают найденные останки советских войнов. С 1988 года до настоящего времени бойцами поисковых отрядов Калужской области подняты и перезахоронены останки более 30 000 советских войнов.

В 2003 году осуществлено первое перезахоронение - 22 неизвестных бойцов РККА.

Перезахоронение от 27.10.2004 г. - 22 неизвестных бойца РККА.

Перезахоронение от 19.09.2008 г. - 28 неизвестных бойцов РККА.

Перезахоронение от 18.09.2009 г.

Арсентьев И.Т. (1907-1941)

Трофимов К.А. (1916-1941)

Шерстянкин С.И. (1908-1941)

Рахматуллаев К. (1913-1941)

Жаулбаев Б.Б. (1914-1941)

Янов Р.Х. (1905-1941)

Шобанбаев Тауекел (1910-1941) - 312 СД 1081 СП

Хабибуллин Махмуд (1922-1941) - 312 СД 1081 СП

Руытабынебес С.С (1904-1941) - 312 СД 1081 СП

А также 10 неизвестных бойцов РККА.

Перезахоронение от 20.09.2011 г. - 14 неизвестных бойцов и командир РККА.

Одному из найденных бойцов удалось восстановить имя, это

рядовой Буженков Г.С. (191-1941)

Перезахоронение от 28.10.2011 г.

Рядовой Белявский Л.В. (...-1941)

Рядовой Васильев (...-1941)

Рядовой Востряков Т.П. (1912-1941)

Красноармеец Гришков (...-1941)

Красноармеец Максимов (... -1941)

Рядовой Островерх С.Е. (1918-1941)

Рядовой Папышев И.Т. (1905-1941)

А также 33 неизвестных бойца РККА.

Перезахоронение от 17.09.2013 г. - неизвестных бойцов РККА - 51 человек и 3 курсанта Подольского военного училища.

Перезахоронение экипажа самолета ПЕ-2 второго авиационного полка дальней разведки Генерального штаба РККА, не вернувшегося с боевого задания 12 октября 1941 года.

Младший лейтенант Берник Павел Александрович - пилот, командир звена (1918-12.10.1941);

Сержант Комаров Валентин Иванович - воздушный стрелок-радист (...-12.10.1941);

Ст. лейтенант Пукальский Павел Васильевич - штурман звена (1916-12.10.1941).

Перезахоронение экипажа самолетов ПЕ-2 №5-56 с моторами РА 135-1777 и РА 135-2166, не вернувшихся с последнего боевого задания в октябре 1941 г.

Перезахоронение экипажа дальнего бомбардировщика ДБ-3А не вернувшегося с последнего боевого задания в октябре 1941 г.

К урган Славы с монументом «Скорбящая Родина – мать», г. Малоярославец

Памятный мемориал и аллея славы, г. Малоярославец

Памятный знак малолетним узникам, г. Малоярославец

д.Воробьево. Памятник – скульптура « Воин – освободитель» на братской могиле

п. Детчино. Памятник –скульптура « Воин – гвардеец» на братской могиле

П. Детчино. Памятник – бюст «Герой Советского Союза Алпатов Николай Савельевич»

Парк санатория «Воробьево». Памятник скульптура на братской могиле

д. Михеево. Памятник – скульптура « Воин – гвардеец» на братской могиле

д. Березовка. Памятник скульптура на братской могиле

130- ый км Киевское шоссе. Памятник – скульптура « Скорбящая мать»

5ый – км шоссе Малоярославец – Детчино. Памятник воинского кладбища

Братская могила первого перезахоронения воинов 05.11.2003

Братская могила воинов перезахороненных 27.10.2004 г.

Братская могила воинов перезахороненных 19.09.2008 г.

Братская могила воинов перезахороненных 18.09.2009 г.

Братская могила воинов перезахороненных 20.09.2011 г.

Братская могила воинов перезахороненных 28.10.2011 г.

Братская могила воинов перезахороненных 17.09.2013 г.

Братская могила экипажей не вернувшихся с боевого задания в октябре 1941 г.

ИТОГИ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ.

Потери СССР в войне – официальная последняя цифра - 30 млн человек

убитых и пропавших без вести.

Наша армия и флот потеряли - 8 509 300 человек.

Внутренние войска - 97 700 человек.

Пограничные войска и органы безопасности - 61 400 человек.

Уничтожено и разрушено:

1 710 городов;

70 000 сел и деревень;

31 850 заводов и фабрик;

65 000 км железнодорожных путей;

16 000 паровозов;

42 800 железнодорожных вагонов;

36 800 000 посевных площадей;

30% национального богатства.

На фронтах Второй мировой войны погибло свыше 6900000 немцев. После 9 мая

перед нашими войсками сложили оружие 1284000 солдат и офицеров вермахта.

Взято в плен 3 777 300 солдат германской коалиции.

Из 1 418 суток войны 1 320 суток приходилось на наступательные действия

той или иной стороны.

Просмотров работы: 196

VIII Международный конкурс научно-исследовательских и творческих работ учащихся
Старт в науке

Можайская линия обороны 37-й ПУР

Автор работы награжден дипломом победителя III степени

Старт в науке
VIII Международный конкурс научно-исследовательских и творческих работ учащихся