IX Международный конкурс научно-исследовательских и творческих работ учащихся
Старт в науке
«Пушкин и Пушкинский текст у поэтов русского авангардизма»
Автор работы награжден дипломом победителя II степени
Полная версия работы доступна во вкладке "Файлы работы" в формате PDF
Введение
Имя А. С. Пушкина на протяжении двух последних столетий является сакральным для русского человека. Замечено, что в русской литературе есть особая внутренняя потребность в поэте, его творчестве, всеобщая тяга к пушкинскому миру художественной гармонии, которые проявляются не только в восприятии Пушкинского Текста, но и в создании мифа о поэте. Идея о том, ЧТО значимо для человека в понимании А.С. Пушкина как личности, поэта и мифа, воплотившегося ещё при его жизни, помогла нам в написании данной работы.
Понятие Пушкинского Мифа имеет под собой устойчивое и многогранное основание, некий набор в виде некого набора «штампов», прочно укоренившихся в сознании народа. В данной работе мы использовали термин «миф» как «расширенное, многоаспектное толкование фигуры поэта и его биографии, выделение знаковых вех в его судьбе, постоянно соотносимых с разнообразнейшими явлениями социальной и духовной жизни, философией»
Тема – Миф о Пушкине и Пушкинский Текст у поэтов русского авангарда в свете современной теории интертекста (на примере произведений Д.А. Пригова)
Проблема: особенности реализации Пушкинского мифа и Пушкинского Текста в творчестве Д. Пригова.
Объектами исследования являлись Пушкинский миф и Пушкинский текст, предметом исследования стала их реализация в произведениях Д.Пригова.
Цель: в свете теории интертекста рассмотреть современное состояние Пушкинского Мифа на примере творчества Дмитрия Александровича Пригова, выяснить причины намеренного использования поэтом Пушкинского Текста.
Задачи исследования:
1.Выяснить и проследить превращение Пушкинского Мифа в особый метатекст русской литературы.
2.Понять, что значит для среднестатистического обывателя творчество Пушкина.
3.Выяснить особенности отношения Пригова, с одной стороны, к Пушкинскому Тексту и пушкинскому наследию, с другой – к мифу о Пушкине, понять суть позиции Пригова.
Теоретической основой для нашего исследования стала монография Н.А.Кузьминой «Интертекст и его роль в процессах эволюции поэтического языка».
Для исследования необходимо сформировать понятийный аппарат:
Интертекст – это объективно существующая информационная реальность, являющаяся продуктом творческой деятельности Человека, способная бесконечно самогенерировать по стреле времени.1
Метатекст – функциональная разновидность текста как субстанции интертекста, текст о тексте, текст «второй степени».2
Постмодернизм – термин, используемый для характеристики современной литературной и общекультурной ситуации. Постмодернизм – сложный комплекс мировоззренческих установок и культурной реакций в эпоху идеологического и эстетического плюрализма.
Писатели-постмодернисты считают литературу прежде всего фактом языка, поэтому они не скрывают, а, напротив, подчеркивают условность, «литературность» создаваемых ими произведений, сочетают в одном тексте стилистику разных жанров и разных литературных эпох3.
Гротеск – намеренная деформация, искажение реальных пропорций изображаемого предмета, причудливое сочетание правдоподобия и фантастики. В основе гротеска лежит гипербола4.
Бурлеск – разновидность пародии, высмеивающей ими иронически переосмысляющей какое – нибудь серьёзное литературное произведение5.
Реминисценции – напоминание автором произведения о других литературных произведениях через характерное использование характерных для них образов, мотивов и т.п6.
Аллюзия – художественный прием: сознательный авторский намек на литературный или исторический факт или произведение художественной литературы7.
Данное исследование поможет ученикам старших классов в изучении творчества Д. Пригова, при подготовке к олимпиадам, экзаменам. В этом состоит его практическая значимость.
Актуальность нашего исследования обусловлена 220-летним юбилеем А.С. Пушкина, отмечаемым в этом году.
Превращение Пушкинского Мифа в особый метатекст русской литературы
В одной из своих работ Софья Маленьких утверждает, что «Пушкин является носителем определённого начала – свободы, гражданственности, отзывчивости. И его образ, и всё, что с ним связано, сакрализуется (т.е. становится священным), приобретает абсолютную значимость и высший смысл»9.
Наш современник, сибирский ученый Ю.В. Шатин утверждает, что можно указать на три устойчивые черты прижизненного Пушкинского мифа:
Редукционизм – принятие одних и неприятие других произведений поэта.
Биографизм – с отчетливыми попытками расшифровать произведения Пушкина как опыт биографии.
Идеологизм – то есть стремление истолковать произведение поэта как отражение определенных идеологем его времени (от декабризма до теории официальной народности)10.
Следовательно, отправной точкой для создания мифа можно считать произведения самого поэта, биографические факты, слухи и домыслы о его жизни.
После смерти поэта в 1837 году появилось множество мнений и различных суждений по поводу случившегося. Сама «смерть поэта» становится частью мифа.
М. Ю. Лермонтов в своем стихотворении «На смерть поэта» открыто обвиняет людей, по его мнению, виновных в гибели Пушкина. Для Лермонтова А. С. Пушкин – кумир, «невольник чести», «певец неведомый, но милый». Смерть поэта – это смерть пророка, образ которого можно найти и у самого Пушкина в стихотворении «Пророк».
Так начал зарождаться посмертный миф о «солнце русской поэзии». Следующим аспектом в развитии мифа стало стихотворение Алексея Кольцова «Лес», где Пушкин сравнивается с образом леса и девы-богатыря, которого хитростью сломали вражеские силы. (Не осилили /тебя сильные,/ так дорезала/ осень чёрная.…С богатырских плеч/сняли голову –/не большой горой,/ а соломинкой11).
В последующие десятилетия девятнадцатого века продолжается мифологизация образа Пушкина. К нему обращаются и посвящают свои произведения такие поэты и писатели, как Некрасов, Достоевский, Салтыков-Щедрин, Герцен и т. д. Стихотворение Салтыкова- Щедрина «Лира», написанное в 1841 году, словно перекликается с лермонтовскими строчками «погиб поэт, невольник чести»: «Другой был любимый сын Феба,/ он песни допеть не успел/ и в светлой обители неба/ уж исповедь сердца допел»12.
Следует отметить, что Пушкинский Миф в литературном обществе того времени понимался как образ поэта – «жертвы роковых обстоятельств»
Следовательно, миф о Пушкине создается в первые годы после смерти поэта и получает развитие в литературных дискуссиях 1860-х годов.
А. Григорьев выводит сакраментальную фразу: «Пушкин – наше всё», которая впоследствии станет устойчивым выражением. Со временем это высказывание потеряло свой изначальный смысл и стало обычным «штампом». По сути, эта фраза всегда произносится без учета того контекста, из которого она взята. Понятно, что ни один писатель не может быть «всем» в русской литературе.
На самом деле гипербола Григорьева взята из его статьи под названием «Взгляд на русскую литературу со смерти Пушкина». Критик пишет: «А. Пушкин – наше всё: Пушкин представитель всего нашего душевного, особенного, такого, что остаётся нашим душевным, особенным после всех столкновений с чужими, с другими мирами»13. Становится ясно, что это выражение подразумевает национальную особенность русского народа, практически то же, что Н.В. Гоголь хотел показать своим понятием «через двести лет»: «Пушкин – это явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится через двести лет».
Юбилейная речь Ф. М. Достоевского на заседании московского общества любителей словесности (8 июня 1880г.) произвела неизгладимое впечатление на слушателей. Писатель заканчивает её так: «Жил бы Пушкин долее, так и между нами было бы, может быть, меньше недоразумений и споров, чем мы видим теперь. Но Бог судил иначе. Пушкин умер в полном расцвете своих сил и бесспорно унес с собою в гроб некую великую тайну. И теперь мы эту тайну разгадываем».
В XIX веке многие деятели русской литературы занимаются своего рода «приращением» ореола славы к посмертному мифу о Пушкине, происходит становление личности поэта на «пьедестал», возвышающий его не только над другими творцами в литературе, но и над пушкинскими произведениями в том числе. Пушкинский миф XIX века, сформированный деятелями и исследователями литературы того времени, содержит в себе образ поэта как:
«жертвы роковых обстоятельств, светского общества и царского режима»;
«певца свободы»;
«борца с тиранией»;
«великого русского поэта»;
«солнца русской поэзии».
Последние два утверждения с течением времени стали «штампами», т.к. люди перестали осознавать тот смысл, который они содержат.
Главным «штампом» того времени становится выражение «Пушкин – это наше всё».
Неоднозначная ситуация в развитии Пушкинского Мифа приходится на период Серебряного века в русской литературе. Миф приобретает биполярный характер: с одной стороны, подвергается сомнению тезис А. Григорьева и выдвигается новый: «Мой Пушкин», нашедший отражение в творчестве М. Цветаевой, Есенина, Маяковского и др. Появляется образ индивидуального, своего Пушкина, нарочито сниженного, приближенного к читателю. У Цветаевой в произведении «Мой Пушкин» Александр Сергеевич – это тот, с кем она знакома с детства и поэтому поэт для неё стал близким, своим. Для Есенина А. Пушкин – брат: «Блондинистый, почти белесый, / в легендах ставший как туман,/ О, Александр! Ты был повеса,/как я сегодня хулиган»14. С другой стороны – футуристы в знаменитом манифесте «Пощёчина общественному вкусу» сообщают: «Академия и Пушкин непонятнее иероглифов» и предлагают: «Сбросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. с Парохода Современности».
Следовательно, Пушкинский Миф досоветского периода можно рассматривать с двух позиций:
1. как «сошедшего» с бронзового памятника национального идола, готового стать для любого человека своим;
2. как ушедшего в прошлое гения русской литературы.
С приходом Советской власти все сферы жизни общества постепенно подчинялись государственной идеологии. Это отражалось на образе жизни и сознании людей. Новая власть стала отбирать своих «идолов» для почитания. Стало удобным именно А. С. Пушкина сделать величайшим писателем в русской литературе. В школах детям с первого класса говорили о том, что Пушкин – это гений нашей литературы. Его имя величественно, а личность не подлежит обсуждению. С необычайно большим размахом в 1937 году проводился праздник, посвященный столетию со дня смерти поэта (!). Этот исторический факт лишний раз доказывает вознесение личности Пушкина на пьедестал славы.
На протяжении многих десятилетий XX века происходит «закостенение» образа поэта, превращение его в бронзовый памятник.
Новым апогеем в развитии Пушкинского Мифа стал 1999 год. Двухсотлетие со дня рождения поэта явилось новым поводом к тому, чтобы снова возвысить поэта над остальными. Такую опасность отмечали Дмитрий Быков и Ирина Лукьянова в работе «Пушкин с пристани палит. Александр Сергеевич как трансформер»: «Боимся 1999 года. И не потому, что до главных выборов остаётся всего ничего, а валютный коридор может расшириться до размеров хорошей гостиной. А потому, что Пушкину исполняется двести лет. Бедный Пушкин! Куда рациональнее было бы почтить память поэта не «Годом Пушкина», а минутой молчания, причём растянуть эту минуту на весь год. Тогда ещё есть возможность не воспитать у нации устойчивую аллергию на Пушкина, единственную пока национальную ценность…»15
Известно, что именно в XX веке в русской литературе происходят резкие метаморфозы: появилось множество течений, взглядов и идей. Одним из самых ярких представителей русского авангарда по праву является Д.А. Пригов. Основную художественную задачу авангардисты видят именно в разрушении штампов и «официальных» мифов.
В произведениях Пригова миф о Пушкине представляет собой смешение несвязанных, а порой даже противоречащих друг другу идеологических стереотипов, характерных для советского периода. В одном из его стихотворений это звучит так:
Внимательно хоть приглядеться сегодня
Увидишь, что Пушкин, который певец
Пожалуй скорее, что бог плодородья
И стад охранитель, и народа отец
Во всех деревнях, уголках бы ничтожных
Я бюсты везде бы поставил его
А вот бы стихи я его уничтожил-
Ведь образ они принижают его16.
Наблюдается явная деформация реальности в соответствии с идеологическими потребностями социума: выражение «народа отец» – то же, что и «отец народа». В данном контексте эта перифраза вызывает некую аллюзию на любой культовый субъект того времени: Маркса, Ленина, Сталина и Пушкина в том числе. Фигура «Отца-Вождя» меняется – набор оценочных стереотипов остаётся. Согласно такой концепции, все «вожди» равноправны – своего рода «идолы» для народа. Отсюда и Пушкин, «который певец», получает такие характеристики, как «стад охранитель», «народа отец», «бог плодородья». Не случайно в стихотворении появляется слово «бюст», некий эквивалент памятника Пушкину, и это не воздвигнутый им самим «памятник нерукотворный», а гранитный монумент, который официально положен ему в советском государстве. Известно, что превознесение поэта как «гения русской литературы» предполагает отсечение всего, что не укладывается в эти рамки. «Тоталитарный миф о Пушкине не нуждается в его стихах, «ведь образ они принижают его» - такова логика советского Зазеркалья», - пишет в своей книге Н. А. Кузьмина.17
Творчество Пригова построено на очищении новой реальности от штампов и мусора примитивных представлений. В его текстах нетрудно уловить пародийный элемент. Поэт использует приём двойного зрения: мир обывателя описывается его же языком, Пушкин одновременно объект и субъект пародии.
Интересен и синтаксис приговских произведений: введение просторечных фраз, использование эллипсисов, почти полное отсутствие пунктуационных знаков создаёт некую имитацию незавёршенности текста-высказывания.
В другом своём произведении Пригов стремится через обывательское сознание показать свое отношение к тому, что представляет собой Пушкинский Миф в его понимании:
Кто выйдет, скажет честно:
Я Пушкина убил! –
Нет, всякий за Дантеса
Всяк прячется: Я, мол
Был мал!
Или: Меня вообще не было!
Один я честно выхожу вперед
и говорю: Я! я убил его во
исполнение предначертания и
вящей славы его! а то никто
ведь не выйдет и не скажет
честно: Я убил Пушкина! –
всяк прячется за Данте-
са – мол, я не убивал! я был
мал тогда! Или вообще не
был! – один я выхожу и гово-
рю мужественно: Я! я убил его
во исполнение предначертаний
и пущей славы его!
Само утверждение «Я! я убил его во исполнение предначертаний и пущей славы его!», многократно повторяемое, подтверждает авторскую позицию: мысль о том, что в сознании многих людей Пушкин – это жертва царского режима, но никак не жертва советизма. В то же время Пушкина «убивают» много раз, празднуя юбилеи со дня гибели (?!!) поэта.
Таким образом, в своих произведениях с помощью гротеска, бурлеска, реминисценций и аллюзий Пригов создаёт особое пространство, в котором содержится противоборство «настоящего» образа поэта и стандартных «клише», прочно укоренившихся в сознании людей при произнесении имени Пушкина.
Пушкинский Текст как прототекст современной поэзии
Другим немаловажным аспектом для понимания Пушкинского мифа является Пушкинский Текст. В сознании простого обывателя он имеет мало общего с подлинным Пушкинским НАСЛЕДИЕМ и представляет собой набор цитат из самых известных произведений поэта.
Идеологические стереотипы, таким образом, дополняются расхожими цитатами, часто из хрестоматии для начальных классов.
Принято считать, что каждый носитель русского языка знает что-то ОПушкине и знает что-то ИЗПушкина. Это тоже «миф», только скорее уже педагогический.
Мы провели анкетирование среди учеников 5-11 классов и взрослых, давно окончивших школу людей, попросив их ответить на один вопрос: «Какие стихи Пушкина Вы знаете?» Результаты этого эксперимента таковы: почти в каждой анкете ученика встречались следующие фразы: «Мороз и солнце», «Мой дядя самых честных правил», « Я вас любил» и т.д. Самой часто упоминаемой фразой оказалась цитата «У Лукоморья дуб зеленый»(96% респондентов). В анкетах взрослых наблюдался некий симбиоз цитат из сказок, поэм и любовной лирики поэта. У 80% респондентов при произнесении имени А. Пушкина вызывало ассоциацию его стихотворение «Я вас любил…». 3% опрошенных людей привели цитаты других поэтов, посчитав их за пушкинские.
Можно сказать, что в сознании человека А. С. Пушкин – это набор стереотипов, в том числе хрестоматийных. Все опрашиваемые люди знают об этих произведениях по школьной программе или понаслышке. Причем в сознании среднего носителя языка эти фразы являются обрывками цитат, существуют вне контекста и часто утрачивают своё первоначальное значение. Получается, что это и есть Пушкинский Текст в представлении «рядового», «среднего» носителя языка.
Так и Пригов строит свои произведения на системе обывательского сознания:
Куда кругом ни бросишь взгляд
Нет утешения для взгляда
Кривулин вот из Ленинграда
Сказал: ужасен Ленинград
А мне казалось иногда
Что там как будто посветлее
И так похоже на аллею
У Царскосельского пруда
Н-да-а-а
С первых строк угадывается ода «Вольность»: «Увы! Куда ни брошу взор, везде бичи, везде железы». В конце произведения использована реминисценция из стихотворения Ахматовой «Приморский сонет», которая, в свою очередь, является автореминисценцией на стихи о Пушкине («Смуглый отрок бродил по аллеям…»)
Следовательно, необходимо понимать, что существует два уровня Пушкинского Текста: первый вид – это те цитаты из произведений, которые всегда у всех на слуху, второй – намеренное использование писателями и поэтами строк из пушкинских произведений для создания новых творений. «Имя Пушкина объединяет произведения разных поэтов, умножая и преобразуя пушкинские смыслы в индивидуальную семантику»,18 - считает Н. А. Кузьмина.
Действительно, функция Пушкинского Текста в произведениях Пригова - это переосмысление известной цитаты, новая, порой неожиданная, почти всегда гротескная интерпретация. При этом Пригов не преследует цель выставить произведения Пушкина в пародийном свете, пушкинская цитата – это опора для создания нового стихотворения, в котором с помощью разнообразных возможностей интертекста он будет выступать не против поэта, а против тех, кто создал из него «бронзовый памятник».
Законы классической пародии предполагают обязательное сосуществование двух элементов: пародийного и пародирующего. У Пригова это сосуществование заметно только при глубинном понимании его стихотворений.
Позиция автора в произведениях Д. Пригова тесно проявляется в приеме иронии, которую он парадоксально «скрещивает» (термин Н.Кузьминой) с Пушкинским Текстом.
В следующем примере происходит «скрещивание» со строками «Сказки о царе Салтане»:
Как я пакостный могуч –
Тараканов стаи туч
Я гоняю неустанно
Что дивятся тараканы
Неустанству моему:
Не противно самому?
Конечно, противно
А что поделаешь
Сохраняя ритмико-синтаксические клише, отдельные рифмы, Пригов свободно вводит нерифмованные строки, создавая намеренное соседство «высокого» и «низкого». В данном примере отчетливо видно, что в этом стихотворении Пушкин выступает как знак «литературности», за которым скрывается ненавистные авторов «штампы». Бунт против этих «штампов» необходим для возращения к настоящему образа поэта, ведь Пушкин по-приговски – это некий «чугунный памятник», который нельзя не заметить: он постоянно бросается в глаза, на него постоянно натыкаешься и мгновенно отскакиваешь. Через «игру» с Пушкинским Текстом происходит десакрализация образа поэта и возвращение читателя к настоящему Пушкину. Н. Кузьмина считает, что эта игра и пушкинское слово есть ключ к интертексту.
Таким образом, Пушкинский текст по-разному соприкасается с современными поэтическими системами и находит отражение в разных областях интертекста. Одни современные поэты находят «своего» Пушкина через произведения Тютчева, Ахматовой, Мандельштама, а для Пригова «Пушкин иронический» создается с помощью Гоголя, Хармса, Хлебникова, Достоевского. «Пушкинский текст оказывается настолько многогранным, что способен откликаться на самые разные требования времени и художественной индивидуальности», - пишет в своей книге Н. А. Кузьмина.
Изучение Пушкинского Текста позволяет понять, что для современной поэзии интертекстуальность является стратегией для создания многих произведений. Новое строится на накопленном ранее. В этой части работы мы рассмотрели процессы, которые происходят в интертексте. Замечено, что в современной поэзии интертекстуальность играет огромную роль в формировании некого нового стиля поколения.
Пригов – постмодернист. Быть постмодернистом – значит не доверять любой форме культурного обожествления, стремиться избавиться от официальных схем. Кажется, что Пригов пишет от лица тех, кто готов признать русского поэта «богом», лишь бы его стихи не усложняли жизнь и не делали противоречивым его образ. Интересно отметить, что Пригов родился в 1940 году и жил в советской системе, склонной к избыточному вниманию к официальной, «партийной» стороне жизни. В его произведениях лирический герой – советский человек, способный проговориться о главном. Главное, как считает Пригов, что советскому человеку нужен не Пушкин, а идеальный образ, некий «Ленин» русской поэзии, которого можно использовать в назидательных целях.
Пригов, каким бы экстравагантным он ни казался, выступает не против Пушкина, а против тех, кто превращает его в бронзовый памятник, который перестаёт быть живой и свободной личностью. Пригов с помощью своих произведений борется со «штампами», общими фразами и цитатами, представляющие из себя мнимое пушкинское наследие.
Все выше сказанное не значит, что Пушкинский миф не нужен. Он необходим, потому что для реальной жизни этого мифа есть все основания. Но, изучая его творчество, не стоит забывать, что жизнь этого поэта не была жизнью святого, и его творчество говорит о чувствах, которые нужно не заучить, а пережить в своей собственной судьбе. Поэтому и существует то, что располагается над Пушкинским Мифом. Это его стихи, его проза, его драматургия. Все то, что оживает при каждом личном прочтении. Подтверждается теория о том, что Пригов выступает не против пушкинского наследия (его произведений), а против мифа, который создавался на протяжении двух последних веков. Поэт словно высмеивает тех, кто возносит Пушкина на «пьедестал славы», не понимая его творчества, и пытается обратить внимание на этот факт.
Заключение
В результате проведённых нами исследований мы пришли к следующим результатам:
Мы проследили зарождение и развитие мифа о поэте. После смерти Пушкина в 1837 г. появилось множество мнений и различных суждений по поводу случившегося. Сама смерть становится частью мифа. В последующие десятилетия ХIХ века продолжается мифологизация образа Пушкина. Многие поэты и писатели посвящают поэту свои произведения. Пушкинский миф в литературном обществе того времени понимается как образ поэта – «жертвы роковых обстоятельств».
В ХХ столетии миф приобретает биполярный характер. С одной стороны, подвергается сомнению тезис Григорьева «Пушкин – наше все», и появляется новый – «Мой Пушкин», нашедший отражение в творчестве писателей Серебряного века. С другой стороны, футуристы предлагают «сбросить Пушкина с Парохода Современности».
С приходом советской власти все сферы общественной жизни постепенно починялись государственной идеологии. На протяжении многих десятилетий ХХ века происходит «закостенение» образа поэта.
В современном сознании обывателя Пушкин представляется как некий набор цитат из школьной программы. Взрослые люди часто путали пушкинские произведения с творчеством других поэтов.
В своих произведениях Д. Пригов создает особое пространство, в котором содержится противоборство «настоящего» Пушкина и стандартных «клише», прочно укоренившихся в сознании людей при произнесении имени поэта.
Мы выявили противоборство в приговских произведениях Пушкинского текста и Пушкинского мифа, выяснили позицию автора в отношении к личности поэта и его наследию. В творчестве Пригова наблюдается преломление, переосмысление творчества Пушкина.
Источники
Кузьмина Н.А. Интертекст и его роль в процессах эволюции поэтического языка. – М.: КомКнига, 2007. Стр. 20.
Там же, стр. 26.
Литература. Школьный справочник. Сост. Т.Г. Кучина, Е.М. Болдырева. Ярославль 1998. С. 92
Там же. С. 259.
Там же. С. 261.
Там же. С. 305
Там же. С. 304.
Инджиев А.А. Словарь литературоведческих терминов для выпускников и абитуриентов. – Ростов н/Д: Феникс, 2007. Стр. 9.
Маленьких С. Пушкинский миф как текст./http://www.aseminar.narod.ru/malenkih.htm
Шатин Ю.В. «Пушкинский текст» как объект культурной коммуникации. /http://www.aseminar.narod.ru/malenkih.htm
Светлое имя Пушкин/Сост., коммент. В.В. Кунина. – М.: Правда, 1998. Стр. 56.
Там же, стр. 78.
Там же, стр. 226.
Там же, стр. 112.
Быков Д., Лукьянова И. Пушкин с пристани палит. Александр Сергеевич как трансформер// Огонек, 1998. №8. Стр. 5.
Пригов Д.А. Написанное с 1975 по 1989. – М.: Правда, 1997. Стр. 125.
Кузьмина Н.А. Интертекст и его роль в процессах эволюции поэтического языка. – М.: КомКнига, 2007. Стр. 88.
Там же, стр. 96.